— Думай сам. После Кошкина осталось немало картин. Кому они перейдут в наследство?

— Не знаю.

— А ты узнай, — рассердилась Ирина. — И вообще, заканчивай есть, пойдем в постель.

— Уже бежим, — опомнился Турецкий. — Вот только Меркулову позвоню. Он умудрился загреметь в больницу со своим натруженным сердцем.

— Ужас какой! — испугалась Ирина. — Надеюсь, ничего фатального? Это ты его довел?

— Конечно, я. А что касается твоего замечания насчет мертвого и живого художника, то оно еще, больше запутывает дело. Ты меня не жалеешь. Мещерякова не может считаться наследницей, поскольку они не были женаты. Дальних родственников в расчет принять сложно, насколько знаю, они еще не объявлялись. Все, что Кошкин творил в других «закрытых помещениях», также не может считаться чьей-то частной собственностью. Разве что перепродать то, что уже было однажды продано… Но это слишком надумано. Его картины взлетят в цене не сегодня и не завтра. Чтобы народ «поумнел» и воспылал к ним любовью, требуются годы, а лучше, десятилетия. Убийца не может так долго ждать. И куда мы, в таком случае, денем остальные злодеяния? Ведь стрелял один человек.

— Ну, думай, сыщик, думай, — улыбнулась Ирина.

Меркулов отозвался без посторонней помощи — у него был голос человека, подвергшегося всем мыслимым страданиям и гордо вынесшего знамя.

— Если ты решил, что земное бремя стало мне невмоготу, то в корне ошибаешься, Саня. Я еще попорчу вам жизнь. Операция прошла успешно, доктора восторгаются моим богатырским здоровьем.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Турецкий. — Теперь ты должен там лежать как минимум неделю.

— Не дождетесь, — хохотнул Меркулов. — Но пока лежу. Читаю так называемую книгу. Наконец-то, нашел время ознакомиться с продукцией нашего книжного рынка. Хваленый товар. Знаешь, в старые времена книги писали писатели, а читали читатели. В новейшее время книги пишут читатели, а кто читает — вообще непонятно. Это называется литературными художествами, а не художественной литературой. Ты продвинулся в расследовании?

— Да, Костя, осталось день-другой… чтобы расписаться в собственном бессилии.

— А вот это ты брось, — забеспокоился больной. — Прекрати крамольные речи, не забывай, что мне нельзя волноваться. Бессилен он, видите ли! Объясни это своей жене.

Жене, по счастью, объяснять не пришлось. Засыпая, он успел пошутить, что скоро секс будет ассоциироваться с Новым годом — долго готовишься, а когда он наступает, тупо хочется спать.

Ночь летела, как поезд по кривой колее. Все, что было днем, причудливым образом преображалось, становилось гротеском, люди и женщины делались пародиями на самих себя и несли такую чушь, что утром не хотелось даже вспоминать, что они там говорили…

— Мне приснилось, что убийца готовит новое преступление, — объявил наутро в телефонной трубке Боря Виллис. — Если это произойдет, Александр Борисович, я уволюсь из органов и уйду в монастырь. Ума не приложу, зачем ему понадобилось новое преступление?

Интуиция следователя Турецкого подсказывала, что новое преступление произойдет лишь в том случае, если следствие добьется «временных» успехов. Или если объявится долгожданный свидетель. Так всегда бывает, так всегда было и так всегда будет.

— Звони Нагибину, — приказал он. — Сегодня работаете в одной упряжке. Постарайтесь освоить тему: Роман Кошкин и его творческое наследие. Где хранится, какова его судьба после смерти художника, все такое.