— А я не хочу, чтоб Митька уезжал! — вдруг выпалила Ниночка и требовательно оглядела сидящих за столом. — У всех девочек здесь есть старшие братья! Или кузены! А у меня не будет? — Ниночка снова выставила вперед рожки, готовая биться за свое неотъемлемое право собственности на старшего брата.

— Митя будет твоим кузеном — там, в Петербурге, — с трудом сдерживая торжество в голосе, почти пропела тетушка. — Мы же не можем удерживать его здесь, вдали от его настоящей семьи.

Над столом повисла тишина. Отец аккуратно поставил бокал. Промокнул губы салфеткой. И словно бы хрустящим от холода голосом сказал:

— Я ценю твое внимание и такт, сестра. А также умение не повторять уже совершенных ошибок.

Митя даже вздохнул от удовольствия: все же иногда, когда хотел, отец мог дать фору и самым изощренным светским львам! Сказано ведь — и как сказано! лишь бы не слишком тонко для провинциального ума.

Но судя по некрасивым красным пятнам, вспыхнувшим на скулах тетушки, ей хватило тонкости.

— Свенельд Карлович, я понимаю, что это немалый труд, но никто лучше вас не справится, а дело требует доскональности. Составьте, пожалуйста, отчет обо всех Митиных средствах, чтобы мы могли передать его Белозерским. Если Митя переберется к ним, опека над материнским наследством перейдет к его дядюшкам.

— Нынче же сделаю, Аркадий Валерьянович, — кивнул Штольц. — Могу я также предложить не отказываться от этого дома полностью, а сдать его другим арендаторам уже от вашего имени? Учитывая разницу в цене, затраты на новое жилье станут менее ощутимы. Я также предложил бы из прислуги оставить кухарку и одну горничную. От такой кухарки никак нельзя отказываться! Вторую горничную и сторожа придется или уволить, с рекомендациями, разумеется… Или могу забрать в поместье, там работа для них найдется.

Явившаяся поменять тарелки на десертные Маняша при этих словах застыла сусликом и в панике воззрилась на тетушку.

— Что… О чем вы говорите? Почему вы позволяете себе распоряжаться нашей прислугой? — вскипела тетушка. — И почему мы вдруг должны отказаться от этого дома? Здесь весьма удобно, у Ниночки своя комната…

Отец не ответил — лишь в упор поглядел на тетушку и улыбнулся. Холодно. И ядовито. Митя вдруг понял, что как бы он сам ни злился на отца, не хотел бы, чтоб тот глядел на него с таким разочарованием.

— Дело в том, Людмила Валерьяновна… — поняв, что остальные так и будут молчать, Свенельд Карлович смущенно откашлялся. — … что затраты на дом, равно как и прислугу, господа Меркуловы старший и младший делят между собой. Если Дмитрий переезжает к родне в Петербург, то распоряжение ежегодным доходом от наследства его матушки тоже переходит к ним. Поскольку изрядная часть средств Аркадия Валерьяновича сейчас вложена в восстановление имения, этот особняк становится дороговат, — и тут же бойко-утешающим тоном добавил. — Но если дела в имении пойдут хорошо, то года через два или три вы сможете сюда вернуться! Я надеюсь. Сократим другие расходы…

— Но… Как же… Почему я ничего… — тетушкины пальцы отчаянно комкали салфетку, а лицо ее было лицом человека, на глазах у которого земля и небо поменялись местами, а деревья начали расти корнями вверх. — Но ведь он же может и остаться! — вдруг с отчаянной надеждой вскричала она. — Ниночке так хочется иметь старшего брата и… они хоть и князья, но ведь не могут заставить его уехать? В конце концов, ты его отец!

Тишина. Тишина. Полная тишина. И в этой нерушимой тишине кто-то задушено, но вполне отчетливо хрюкнул. И Митя даже точно знал — кто!

— Ты что, над моей маменькой смеешься? — зловеще прищурившись, процедила Ниночка и ткнула в сторону Ингвара вилкой.