Рядом негромко рыкнул Потапенко — то ли соглашался, то ли возражал — не понять.

— К чему вы об этом сейчас вспомнили, юноша? — неожиданно мирно спросил губернатор, поглядывая на Митю с любопытством.

— К тому, что башни со стороны степи старые и заброшенные, виталийцы могли узнать и сами, но убийства, компрометация оборотней и бунт, едва не случившийся в городе перед самым набегом, случайностью быть никак не могли! — торопливо подхватил отец.

— Как есть заговор выходит! — ахнул Мелков. — Жиды и донесли! С виталийцами сговорились, и…

— Именно их склады оказались разграблены, — перебил его Урусов. — Хоть набег и отбили, но железо, предназначенное Путиловским заводам, исчезает со складов «Южно-Русского Общества». Найти его мы не можем, пока оно неожиданно само не возвращается прошлой ночью. Кому и для чего это было нужно?

«Мне, — подумал Митя, но вмешиваться не стал, отец с Урусовым и так неплохо справлялись — по крайности, губернатор их пока слушал внимательно.

— Карпаса допросить следует примерно — вот вам и ответ будет! — требовательно объявил Мелков.

— Тоже — согласно военному положению в губернии? И Гунькина? Только вот в Петербурге военного положения нет, и оттуда вполне могут приехать и лучшие адвокаты, и газетные щелкоперы…

— И спросить — как так вышло, что имея кровавое происшествие на железной дороге, в котором замешан наш полицмейстер, мы поторопились избавиться от участников? Будто прятали концы в воду…

— Полагаете, это он с виталийцами сговаривался? — нахмурился губернатор.

«Не он, или точнее — не он один», — Митя пристально вглядывался в лицо Лаппо-Данилевского, но тот оставался невозмутим.

— То-то он сынка моею обвинял — аж пена на губах, будто бешенство у него, — недобро проворчал Потапенко.

— Опять вы обвиняете — а покойник и оправдаться-то не способен! Говорю я вам: для того Ждана Геннадьевича и убили, чтоб вину свалить! — заголосил Мелков.

— Что ж, и это может быть правдой! — неожиданно согласился отец и пока остальные смотрели на него изумленно, добавил. — А мы предполагаемых убийц повесим без суда и следствия, а потом и спросить будет некого.

— Если на город снова нападут, — закончил Урусов.

— Намекаете, что ежели в прошлый раз разброд в губернии предварял набег виталийцев, то, как бы они теперь наново не набежали? — губернатор прошелся взглядом по отцу, Урусову, Мите, и снова принялся задумчиво поглаживать ласточкины хвосты бороды.

— Или не они, — вырвалось у Мити — существо, явившееся на зов Алешки Лаппо-Данилевского, не шло у него из головы.

— А кто? — вскинулся губернатор, а старший Лаппо-Данилевский впился в Митю взглядом.

Занервничал — как это мило!

— Право, не знаю — да не все ли равно? — повел плечом Митя. — Все одно неизвестно, что дядюшкам говорить станем!

— Каким… дядюшкам? — теперь уже напрягся губернатор.

— Так моим, Белозерским, старшим и младшим, они вскорости быть обещались, — со старательным простодушием откликнулся Митя.

— Моранычи? — пролепетал Мелков, переплетая пальцы, как нервная девица. — Они ж тут невесть что натворят!

— Что за глупости, Феофан Феофанович! — возмутился отец. — Кровные Моранычи — люди чести, и законопослушные подданные государя, их ни в чем не обвиняют.