Но готов пойти навстречу как Кровным потребностям, — губернатор снова мазнул взглядом не по Урусову, а по Мите, — так и чувству долга и чести. И дать вам время на допросы, исследования, что вы там делаете. Арестантов — обоих — перевести в тюрьму и держать под надежной стражей, а не как в участке вышло! — он грозно поглядел на отца, на что тот ответил поклоном, — и проследите, чтоб соплеменники господина каббалиста не вздумали бузить, а то знаю я их! Любые сборища или иные выступления что у тюрьмы, что в еврейском квартале разгонять нещадно! А паче у кого из них обнаружится оружие — немедля под арест! Оставленных в степи големов пусть их хозяева вернут в город — есть же там у них еще каббалисты?
Если бы Митя все время не наблюдал исподтишка за Лаппо-Данилевским, то ничего бы и не заметил — так быстро тот взял себя в руки! Но сейчас он увидел мгновенно исказившую лицо помещика гримасу — разочарования, лютой ненависти и одновременно какой-то совершенно несвойственной тому растерянности. Даже вроде бы испуг мелькнул, и тут же лицо его снова сковала маска невозмутимости.
Зато Мелков тут же заорал, будто его под столом ногой пнули:
— Неужели вернете этим христопродавцам их глиняных кукол?
На что получил строгий взгляд губернатора:
— Не сразу, но в конечном итоге придется — мы же хотим, чтоб чугунка была достроена? А пока что, пусть загоняют големов на тюремный двор? Подержим, а они пускай дрожат пока: вернем, не вернем, или до суда оставим как доказательство. У нас, вон, господин Лаппо-Данилевский на центральных улицах фонари поставил, пусть господин Карпас и иные из еврейской общины переулками озаботятся!
«Кровные по-разному понимают пользу дела и всегда уверены в своей правоте, но им вполне можно подсунуть и другою пользу и правоту, если предложить хотя бы парочку весомых аргументов — а еще десяток они потом и сами подберут!» — с облегчением подумал Митя. Почему-то он чувствовал ответственность за Пахомова и каббалиста. Нет, он ни мгновения не жалел, что поднял тревогу и этих двоих поймали — в глубине души жила твердая уверенность в правильности каждого совершенного действия. Но то дело уже закончено, и пришло время следующего, в котором повешенье простым приказом губернатора, возглавлявшего и войска, и суд переведенной на военное положение губернии, казалось неправильным. А значит, такого не должно случиться.
— Как скажете, ваше превосходительство, — кротко согласился отец, опуская глаза, чтоб не виден был их торжествующий блеск.
— И, Аркадий Валерьянович… Когда ваши свойственники приедут, озаботьтесь, чтоб они не обошли визитом наш дом. Супруга, наверняка, бал дать захочет, — озабоченно сказал губернатор. — И сами, вместе с Митей вместе извольте быть. У нас ведь, знаете ли, тоже гости! Может даже, одновременно с Белозерскими прибудут. Племянницу супруги моей, Леокадии Александровны, ждем. Прелестное дитя Мокошевой Крови. Для бала она еще мала, но в виде исключения, и ежели кавалер для нее найдётся… — губернатор многозначительно посмотрел на Митю, а тот почувствовал, как у него холодеет в груди.
Племянница! Он совершенно забыл о племяннице, а она, оказывается, едет!
Урусов многозначительно откашлялся.
— Приступайте, господа! — обрывая светский разговор и вновь становясь властным хозяином губернии, скомандовал Дурново.
Глава 17. Навстречу восхитительному дню
Митя со вкусом потянулся и тут же зарылся в перину поглубже. После двух бессонных ночей подряд, спокойный сон вместо драк, гонок то на драккарах, то на автоматонах, перестрелок, големов и восставших мертвецов — и даже без ночных кошмаров! — дарил полнейшее и незамутненное счастье. |