В глазах Алешки вспыхнули острые злые огоньки, и он сквозь зубы процедил:

— N'exagère pas! Вы же не обиделись, мисс? Я так и думал, — не дожидаясь ответа от мисс Джексон, он отвернулся и снова посмотрел на Митю с превосходством. — А тороплюсь я по делам, в которых участвую вместе с отцом. Счастливы вы, Дмитрий, в своем безделье, а мне вот приходится следить, чтоб фонари, которые наше семейство дарит городу, поставили на должные места. Мы уж и ограды на кладбищах подновили, чтоб мертвецы более не шастали. Нимало занимаемся нынче городским устроением, — явно важничая, объявил он.

— Погодите… Так это вы платите за тот кирпич, что город у меня закупает? — удивился Митя.

— У вас? — не меньше изумился Алешка. — Зачем бы нам закупать кирпич у вас, если у нас свой есть?

— Вам ли не знать, что бабайковский кирпич весьма. необычен, — почти промурлыкал Митя. У него аж дух перехватывало — да неужели? Нет, действительно? За кирпич, который закупает городская казна, потому что он рассказал губернаторше байку про защиту от мертвецов, платят Лаппо-Данилевские? Вот так афронт! Ему пришлось почти до боли напрячь мышцы, чтоб не позволить себе расплыться в издевательской ухмылке.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — отрывисто бросил Алешка. — С батюшкой говорил его превосходительство. Полагаю, он просто обманулся слухами о некоем вашем необыкновенном статусе… или наследии… господин Меркулов-младший.

— Какие удивительные вещи вы рассказываете! — сделал большие глаза Митя. — А не сочтите за труд, что за такой у меня статус… или наследие… которым изволил обмануться его превосходительство?

— Вам лучше знать! — отрезал Алешка. и поджал губы, будто удерживая рвущиеся наружу слова. Пару мгновений они боролись — Алешка и его желание высказать Мите, что думается, потом на губах его вдруг расцвела исключительно пакостная усмешка, он поглядел с очевидным превосходством и бросил. — Вы ведь ради этого с легкостью втоптали в грязь если не честь вашего отца — о какой чести можно говорить у полицейского шпика! — так доброе имя вашей матушки-княжны. Так что в городе уже сомневаются, и впрямь ли она княжна или обыкновенная гулящая де…

Митя сделал короткий выпад тростью и… та застыла в дюйме от груди Алешки. И Митя замер в неподвижности. Из-под полы Алешкиного сюртука на него смотрело дуло паро-беллума.

— Вот только дернись, княжонок-сыскарёнок! — все с той же пакостной улыбочкой, процедил Алешка. — Я тебе пулю в живот влеплю! В собственном дерьме подыхать будешь.

— Прошу прощения, мисс Джексон, он плохо воспитан! — бросил Митя. Что угодно говорить, что угодно делать, лишь бы прикрыть этот позор — он замер, будто его заморозили, как тогда во сне! Замер под прицелом у Алешки! Митя аккуратно скосил глаза — прикрытая полой сюртука рука Лаппо-Данилевского не дрожала. — А вы не боитесь, Алексей? — угрожающе поинтересовался он.

— Много чести — и вам, и папаше вашему — чтоб вас тут еще боялись! Время ваших Кровных родственничков уходит, а вы оба как были ничем, так ничем и останетесь! — по-змеиному процедил Алешка, одной рукой продолжая удерживать паро-беллум, а второй дергая рычаг паро-телеги. Пыхнуло паром, дернуло…

Митя почувствовал, как мышцы живота невольно поджимаются — он совершенно точно знал, что сейчас будет. Паро-телега дернется, рука Лаппо-Данилевского на курке дрогнет, и маленькая и горячая пуля вонзится в живот. Наверное, больно станет не сразу, только будто толкнет сильно, а потом ноги подогнутся, он рухнет навзничь и умрет.