Здесь от базилевса до последнего раба знают, что
Константинополю пасть. И даже знают, кто победно взойдет на его стены.
Владимир гордо повел плечами, чувствуя невидимые доспехи. Внезапно ощутил, впервые в жизни, что он не просто всеми попираемый челядин, сын
рабыни. Он росич, сын земли, которую уважают и боятся.
Но, чтобы это ощутить, надо всего лишь побывать в чужой земле.
— Я все равно тебя возьму,повторил он, пробуя слова на вкус,одну или с Царьградом!
Корабли, подгоняемые ветром, споро бежали к днепровскому берегу. Белые стены Киева еще только выдвинулись из-за края, когда на причале уже
начали появляться люди.
Добрыня, стоя на носу корабля, сказал с восхищением:
— Какая сорока им донесла?..
— Раньше нас вышли купцы новгородские,бросил Волчий Хвост.А они поперли напрямик.
Добрыне почудился упрек, нахмурился:
— Им нечего терять.
— А товары?
— Что товары...
Берег быстро вырастал, народ что-то орал, швырял в воздух шапки. Волны били в борта тяжелые, совсем не те почти воздушные лазурные волны
царьградского моря, что несли их как перышко. Корабль шел тяжело, не скользил по верхушкам волн, а вспахивал реку, словно бы проламывался через
заборы волн, силой пробивал путь к причалу.
Кормчий довольно скалил зубы. На самом краю причала ему махала косынкой статная полногрудая женщина. За ее юбку держались двое малых детей. У
него в каждом порту по жене, а то и по две, и чем больше заводил жен, тем чаще приходилось уходить в море, чтобы заработать на всех. Да и дети
плодятся как головастики.
С корабля метнули канаты, на причале подхватили, подтянули, привязали, наложили мостки, и вот Добрыня величаво ступил на родную землю.
Поклонился земным поклоном, а Волчий Хвост даже встал на колени и поцеловал землю.
Расталкивая толпу, на причал пробился Сфенел. Обнял Добрыню, почти такой же огромный и тяжелый, отстранил на вытянутые руки, всматриваясь в
загорелое лицо — Зрю, доволен... Все удалось?
Добрыня улыбнулся:
— Про то княгиня должна узнать первой.
Брови Сфенела сдвинулись к переносице. В глазах мелькнул предостерегающий огонек:
— Ежели на то пошло, то первым должен узнать Святослав. Но князь сейчас в походе...
— Как же ты остался? — удивился Добрыня.
Брови Сфенела уже не сдвинулись, а сшиблись на переносице:
— На то воля Святослава. Он там, а я блюду его интересы здесь. Все еще непонятно?
— Понятно,ответил Добрыня, он чуть побледнел, голос стал почтительнее.Сфенел, я расскажу тебе по дороге.
С корабля добровольные помощники таскали сундуки, ларцы, мешки, тюки дорогой ткани. Волчий Хвост остался руководить, Добрыня ушел со
Сфенелом. Владимир отнес на берег тюк с поволокой, как вдруг его схватила за плечо грубая рука:
— Ты чего меня толкнул?
Перед ним стоял Варяжко, отрок самого Святослава, друг Ярополка, сына великого князя. Он был не простым другом княжича, а закадычным, что
означало друга задушевного, ибо у росов бессмертная душа живет за кадыком, и от них к славянам уже начали переходить слова «схватить за душу»
или «задушить», когда хватали за горло. А Варяжко был русичем, сыном настоящего руса и славянки из племени вятичей. Он был на полголовы выше
Владимира, шире в плечах и тяжелее. |