|
- Послушайте, - сказал он, смигивая слезы и как бы вспомнив нечто более важное и настоятельное, - не до споров теперь... ваши силы падают... Мне не разрешено, - но я велю вас перевести в другое, более просторное помещение, давать вам пищу с комендантской кухни... Не желаете ли духовника, чтобы... понимаете... все мы во власти божьей... чтобы приготовиться... - К смерти, не правда ли? - перебила, качнув головой, пленница. - Да, - ответил Голицын. - Пришлите... вижу сама, пора... - Кого желаете? - спросил, нагнувшись к ней, князь, - католика, протестанта или нашей греко-российской веры? - Я русская, - проговорила арестантка, - пришлите русского, православного. "Итак, кончено! - мыслила она в следующую, как и прежние, бессонную ночь. - Мрак без рассвета, ужас без конца. Смерть... вот она близится, скоро... быть может, завтра... а они не утомились, допрашивают..." Пленница привстала, облокотилась об изголовье кровати. "Но кто же я наконец? - спросила она себя, устремляя глаза на образ спаса. - Ужели трудно дать себе отчет даже в эти, последние, быть может, минуты? Ужели, если я не та, за какую себя считала, я не сознаюсь в том? из-за чего? из чувства ли омерзения к ним, или из-за непомерного гнева и мести опозоренной ими, раздавленной женщины?" И она старалась усиленно припомнить свое прошлое, допытываясь в нем мельчайших подробностей. Ей представилась ее недавняя, веселая, роскошная жизнь, ряд успехов, выезды, приемы, вечера. Придворные, дипломаты, графы, владетельные князья. "Сколько было поклонников! - мыслила она. - Из-за чего-нибудь они ухаживали за мною, предлагали мне свое сердце и достояние, искали моей руки... За красоту, за уменье нравиться, за ум? Но есть много красивых и умных, более меня ловких женщин; почему же князь Лимбургский не безумствовал с ними, не отдавал им, как мне, своих земель и замков, не водворял их в подаренных владениях! Почему именно ко мне льнули все эти Радзивиллы и Потоцкие, почему искал со мною встречи могучий фаворит бывшего русского двора Шувалов? Из-за чего меня окружали высоким, почти благоговейным почтением, жадно расспрашивали о прошлом? Да, я отмечена промыслом, избрана к чему-то особому, мне самой непонятному". - Детство! в нем одном разгадка! - шептала пленница, хватаясь за отдаленнейшие, первые свои воспоминания. - В нем одном доказательство. Но это детство было смутно и не понятно ей самой. Ей припоминалась глухая деревушка где-то на юге, в пустыне, большие тенистые деревья над невысоким жильем, огород, за ним - зеленые, безбрежные поля. Добрая, ласковая старуха ее кормила, одевала. Далее - переезд на мягко колыхавшейся, набитой душистым сеном подводе, долгий веселый путь через новые неоглядные поля, реки, горы и леса. |
