Когда вся наша компания ввалилась в помещение, в нем стало тесно, как в купе поезда.
Предок казался немного смущенным непрезентабельностью своего жилья и скрывал это за суетливым гостеприимством. Похоже было, что свалившееся на него «богатство» только добавило ему хлопот. Даже в пустынном хозяйском дворе пристроить большую старомодную карету, коляску, подводы и лошадей кучерам удалось с трудом. Они заполнили весь двор, и недовольный домовладелец несколько раз демонстративно прошелся около флигелька, неодобрительно рассматривая новое имущество жильца.
- Вот ведь язва, - огорченно сказал Антон Иванович. - Сейчас заявится, начнет разводить турусы на колесах.
Он знал своего хозяина и не ошибся. После очередного обхода загроможденного владения, тучный хозяин предстал перед нами во всём своем грозном облике.
- Антон Иванович, это что же такое творится! Кареты, табун лошадей! Ежели вы такой состоятельный человек, то и за постой надобно платить соответственно.
- Помилуйте, Модест Архипович, - заискивающе ответил квартиросъемщик, - мы только приехали, разбираемся. Как смогу, подойду к вашей милости. Что за спех, али мы не свои люди, не разочтемся? Вот и братец мой двоюродный приехали, позвольте отрекомендовать, известнейший лекарь, вхож в первейшие дома.
Хозяин без интереса глянул на меня и слегка поклонился.
- Я ничего противу ваших сродственников не имею, почтенный Антон Иванович, однако рассудите по справедливости, негоже приводить табун лошадей в семейный дом, когда снимаешь всего полфлигеля.
- А нет ли у вас Модест Архипович каретного сарая и конюшни? - перебил я излияния домохозяина.
- Как не быть, - ответил он. - Не то чтобы хоромы какие или специально, но за отдельную плату оченно можно постараться и предоставить для удовольствия, ежели господа благородные и с понятием.
- Это оченно разумно, особливо ежели при артикуле и параграфе и по уложению от Высочайшего Изволения, а токмо же во избежание и на законном основании, как вы изволили ответствовать, как персона и по умолчанию, - значительным голосом и без тени улыбки на лице, понес я несусветный вздор, весьма строго глядя на опешившего Модеста Архиповича.
- Уильяма Шекспира и Антония Страдивари изволите знать? - продолжил я наезжать на корыстолюбивого толстяка.
- Никак нет-с, - почтительно ответил он.
- А Петра Ивановича Добчинского?
- Не имею чести-с,
- Плохо. Государь знает, а вы не знаете! За такое не похвалят!
- Виноват-с, - убитым голосом покаялся Модест Архипович.
- Может быть, вы знаете хотя бы судью Ляпкина-Тяпкина?
- Милостивый государь, помилуйте сироту, не погубите, не знаю я судью, я отец семейства и со всем моим почтением…
- Ну, ладно, иди, братец, устраивай лошадей и не забудь распорядиться овса им задать, а я посмотрю, что для тебя можно сделать.
Хозяин вымучено улыбнулся и поспешно удалился. Антон Иванович, глядевший на меня во все глаза во время нашего загадочного диалога, прыснул:
- Где это ты, внучек, таким словам научился и чего это за ахинея была?
- Не ахинея, а околесица, - поправил я. - А научился в священном писании. Помнишь, как начинается Библия? «Сначала было слово, и слово было у Бога».
- Ну, ну, не кощунствуй, пожалуйста. Тем более что так начинается не Библия, а Евангелие от Иоанна. |