Увы, времени размышлять, у меня не было. Я выбрал тот стиль поведения, который лежал на поверхности, и заныл голосом двоечника из спектакля школьной самодеятельности:

    -  Ваше превосходительство, помилуйте, не погубите христианскую душу! Ничегошеньки понять не могу. Какой такой тать, какой такой вор! Живу тихо-мирно, никого не трогаю… Ну, выпивал в трактире, был грех, а просыпаюсь, Пресвятая Заступница, в кандалах, незнамо где. Ежели перепил и что такое по пьянке сотворил, так просветите, будьте отцом родным! Я же ни сном, ни духом! Тут в пору умом тронуться, а этот дяденька кричит, дыбой пужает!!! Будьте отцом родным, позвольте за вас Бога молить. И сам буду и деткам накажу, благодетели вы наши!!!

    Я так вошел в роль, что пустил натуральную слезу.

    -  Ты, голубчик, успокойся, на вот водички выпей, - душевно промолвил старичок, подавая мне жестяную кружку. - Я-то тебе не враг, а друг и благодетель. Я ведь тебя сызмальства знаю. Я и с твоим батюшкой дружил. Достойнейший человек и маменька очень почтенная женщина. Ты-то меня помнишь, пострел?

    -  Виноват-с, никак нет-с, ваше сиятельство, по малолетству запамятовал.

    -  Вот, ты меня запамятовал, я тебя на руках носил, козу тебе делал.

    В подтверждении своих слов Сил Силыч сделал из двух пальцев ту же козу, что и в мое счастливое детство и слегка меня напугал.

    От такой наглой, беспардонной брехни у меня отвисла челюсть. Старикану по части художественной самодеятельности просто цены не было. Я был им просто восхищен. Думаю, что и выражение моего лица отобразило восторг и ликование, которые старый козел неправильно истолковал, и потому вдохновился и рассказал несколько эпизодов из моего раннего детства.

    -  Сил Силыч, ваше сиятельное превосходительство! Ведь вы знаете и моего батюшку, и матушку, так вам ли не знать, что наше семейство всегда верноподаннейше, со всей полнотой служило царю и отечеству! Живота своего не жалели, да знаете ли вы, у меня любимая песня: «Боже царя храни!»

    -  Не слыхал такой, - признался старый лис.

    До меня дошло, что гимн мог появиться гораздо позже павловской эпохи.

    -  Напой-ка, голубчик, судя по началу, песня-то занятная.

    Мне ничего другого не оставалось, как затянуть:

    Боже царя храни

    Славный, державный,

    Царь православный,

    Царствуй на славу нам,

    Царствуй на страх врагам!

    Дальше я слова помнил неотчетливо и не стал рисковать. Однако и этой малости хватило, чтобы из глаз благородного старца потекли слезы умиления.

    -  Спасибо, голубчик, утешил. Очень хорошая и правильная песня. В назидание юношеству… Да и ты вьюнош славный, однако, дела твои горькие.

    -  Да, что я такого сделал, ваше высокопревосходительство? Ежели по пьяному делу…

    -  Здесь, голуба моя, дело не пьяное, а изменное. Ты, чай, про якобинцев и жирондистов слыхал?

    -  Откуда, ваше сиятельство! У нас в уезде никаких жидистов и ябистов отродясь не было. Русаки одни обитают, православного звания. Ну, может, татарин какой живет, так моей вины в том нету. Я тех татар отродясь не видел.

    В подтверждении своих слов я истово перекрестился.

    -  Ну, будет, будет, не знаешь, так не знаешь. А зачем по кабакам ходил, народ смущал? Зачем во дворец вперся?

    -  Ваше сиятельство! В чем виноват, в том виноват! Знаю я татарина одного.