Он был среднего роста, щегольски одетый: в пальто с воротником из астраханских смушек и меховой казацкой папахе. Хорошо ухоженная белая борода и усы, по центру бороды шла удивительно ровная полоса черных волос – такую мне доводилось видеть только однажды. Загорелое лицо покраснело – либо от гнева, либо от удушья. Думаю, что и от того, и от другого. Он опустил руки и без спроса уселся в кресло, вытащил монокль, вставил его в правый глаз и уставился на меня с холодным бешенством. Не отводя от него взгляда, я положил люгер в карман, нацедил в стакан виски и подал его дядюшке Артуру. Вице‑адмиралу, сэру Артуру Эрнфорду‑Джейсону, кавалеру ордена Вани 3‑й степени и прочая, прочая.

– Я мог вас прикончить, сэр, – сказал я с укоризной.

– Да, вы могли меня прикончить. – Голос его звучал полузадушенно, пожалуй я приложил большее усилие, чем следовало. – Вы всегда так встречаете гостей, Калверт?

– У меня не бывает гостей, сэр. У меня нет друзей. По крайней мере на Западных территориях. У меня есть только враги. Я не ожидал увидеть вас здесь, сэр.

– Надеюсь, что так. После такого приема, остается надеяться, что не ожидали. – Он помассировал горло, выпил немного виски и откашлялся. – Я и сам не предполагал здесь оказаться. Вы знаете, сколько было на борту «Нантсвилла»?

– Думаю, около миллиона.

– Вот и я так думал. Восемь миллионов! Только подумайте, потерять восемь миллионов фунтов. Золото, которое переправлялось в Штаты, в подвалы Форта Нокс, обычно грузили малыми партиями, по 108 слитков за раз. В целях безопасности. Для надежности. На случай, если что не так. Но банк был уверен, что на этот раз все будет нормально, его агенты погнались за вознаграждением и поступили очень умно, погрузив четыреста сорок слитков сразу, никому ничего не сказав. Восемь миллионов. В Главке сходят с ума. И все валят на меня.

А теперь он прибыл сюда, чтобы все свалить на меня. Я сказал:

– Вы должны были мне сообщить об этом. О том, что появитесь здесь.

– Я пытался. Но вы нарушили предписанный график связи. Самое элементарное нарушение, Калверт, и самое серьезное. Поэтому я и понял, что ваши дела стали еще хуже. Поэтому я решил, что требуется мое присутствие. И поэтому я прибыл военным самолетом, а затем спасательным катером... – Должно быть, у него был самый быстроходный катер из всех, что а видел в заливе. – Где Ханслетт?

– Не знаю, сэр.

– Вы не знаете? – Он спросил самым спокойным невыразительным тоном – тем, который я терпеть не мог. – Вас не было на борту, не так ли?

– Да, сэр. Боюсь, его увезли силой. Пока не знаю, каким образом. Что вы делали последние два часа, сэр?

– Лучше вы это объясните. – Хоть бы он прекратил возиться с этим проклятым моноклем. Возможно, он носил его не из снобизма, он помогал ему сосредоточиться, но уж больно раздражала манерность, с какой он вставлял монокль в глаз. Сейчас меня все раздражало.

– Этот спасательный катер доставил вас сюда только сейчас. А должен был часа два назад. Почему вы тогда не появились у нас?

– Я появлялся. Мы чуть было не проскочили «Файркрест» в темноте, когда шли вдоль материка. На борту никого не было. Поэтому я решил пообедать. Но насколько я могу судить, на борту этой посудины ничего кроме фасоли нет.

– Отель «Колумбия» не предложит вам ничего другого. Разве что еще гренки к фасоли, если очень повезет. – «Колумбия» – это единственный отель на Торбее.

– Копченая форель, филе из вырезки и бутылка рейнвейна. Я обедал на борту «Шангри‑Ла»... И все это с легким намеком на улыбку. Дядюшка Артур опять выставил свою ахиллесову пяту: он уважал титулы и богатство, баронет с доходом, выраженным семизначным числом, был для него так же хорош, как наследный принц.