|
Собеседника его звали Уорминг, это был лондонский поверенный и ближайший родственник Грэхэма, так звали человека, впавшего в летаргический сон. Оба собеседника стояли рядом в комнате одного из лондонских зданий и смотрели на человека в длинной рубашке, безжизненно лежащего перед ними на гуттаперчевом надутом матраце. Осунувшееся желтое лицо, небритый подбородок, оцепенелые члены, бескровные ногти. Стеклянный колпак отделял эту странную, неестественную мумию от жизни. Собеседники сквозь стекло пристально всматривались в лежащего. - Я был прямо потрясен; - произнес Избистер. - Меня и теперь пробирает дрожь, как только я вспомню о его белых глазах. Зрачки его, понимаете ли, закатились вверх, оставались одни белки. Сейчас я это невольно вспомнил. - Разве вы не видели его с тех пор? - спросил Уорминг. - Я не раз хотел посмотреть, - отвечал Избистер, - но я был так занят - ни минуты свободной. Кроме того, я почти все это время провел в Америке. - Если не ошибаюсь, - заметил Уорминг, - вы были тогда художником? - Да. Потом я вскоре женился и понял, что искусством сыт не будешь, в особенности если нет большого таланта, и взялся за ум. Рекламы на дуврских скалах - моя работа. - Хорошие рекламы, - согласился Уорминг, - хотя они меня не слишком порадовали. - Зато долговечны, как скалы! - самодовольно заявил Избистер. - Мир изменяется. Когда он заснул двадцать лет тому назад, я жил в Боскасле, у меня был только ящик с акварельными красками да благородные несбыточные мечты. Мог ли я думать, что мои краски прославят все английское побережье от Лендсэнда до Лизарда! Часто бывает, что счастье приходит к человеку неожиданно. Уорминг, казалось, сомневался: уж такое ли это счастье? - Насколько я помню, мы с вами тогда разъехались? - Вы вернулись в том самом экипаже, который доставил меня на Камелфордскую железнодорожную станцию. Это было как раз во время юбилея, юбилея Виктории; я отлично помню трибуны и флаги в Вестминстере и множество экипажей в Челси. - Это был второй юбилей, бриллиантовый, - заметил Уорминг. - О да! Во время ее первого юбилея, пятидесятилетия, я жил в Вукее и был еще мальчиком. Я пропустил все это... Сколько хлопот нам доставил этот незнакомец! Он был похож на мертвого, моя хозяйка не хотела его держать. Мы в кресле перенесли его в гостиницу. Доктор из Боскасля - не этот, а другой, который жил там раньше, - провозился с ним чуть ли не до двух часов ночи. Я и хозяин гостиницы помогали. - Это было, так сказать, каталептическое состояние? - Он оцепенел. Вы могли бы придать ему любое положение. Поставить его на голову. Никогда мне не приходилось видеть такой окоченелости. Теперь, - движением головы Избистер показал на распростертую за стеклом фигуру, - совсем другое. Тот маленький доктор... как его фамилия? - Смисерс. - Да, Смисерс... потерял столько времени, надеясь привести его в чувство. Чего только он не делал! Прямо мороз по коже пробирает: горчичники, искусственное дыхание, уколы. А потом эти дьявольские машинки, не динамо... - Индуктивные спирали? - Да. Ужасно было видеть, как дрожали и сокращались его мускулы, как извивалось и билось его тело. |
