– Часто. Ты очень часто на меня злишься.

– Заткнись, я пытаюсь извиниться. Я вижу, как усердно ты ради нас работаешь. И как тебе грустно, хотя ты этого и не показываешь. Но я вижу.

– Спасибо, Амелия. – Из-за того, что менее чем через двадцать четыре часа я могу оказаться рядом с Холденом, тело было словно наэлектризовано облегчением вперемешку с волнением.

– Когда ты уезжаешь? – спросила она.

– Как можно скорее. Вообще-то прямо сейчас, – ответил я, вставая с кровати. Амелия проводила меня до своей двери.

– Как думаешь, ты надолго?

– Постараюсь вернуться при первой же возможности. – Внутри все сжалось от смеси чувств на ее лице. – Если только… Может быть, мне не стоит ехать…

– Нет, нет. Ты должен. Я знаю, что тебе это нужно. С нами все будет в порядке, клянусь.

Мне хотелось разорваться.

– Уверена?

Она закатила глаза.

– Ой, вали уже. Холден наверняка ждет тебя в своем гостиничном номере, лежа голым на медвежьей шкуре с розочкой в зубах.

Я закашлялся от смеха.

– М-м-м…

– Что? Тебе нужно потрахаться. Традиционный совет. Хотя твой случай не совсем традиционный.

– Я туда лечу не ради того, чтобы потрахаться, и как насчет того, чтобы больше не обсуждать эту тему?

Она рассмеялась, и ее глаза заискрились, чего я уже давно не видел.

– Как скажешь. – Она хлопнула меня по плечу. – Вперед к победе, чемпион!

– Зануда.

– Задрот.

Я усмехнулся, уже давно не чувствовал такой легкости. Меня затопило незнакомое чувство. Надежда.

Уладив все дела с Хулио, чтобы не переживать за автомастерскую, уже на следующий день я сел в самолет в Париж.

Папа отнесся к этой идее с подозрением.

– Ты летишь во Францию? – спросил он тем утром со своего кресла в кабинете. – Ради… него?

Я внутренне содрогнулся. Поскольку у меня совершенно отсутствовала личная жизнь, отцу не приходилось убеждаться в моей сексуальной ориентации. Я подозревал, что он считал это временным. Что я просто переживаю непростой период после аварии и смерти мамы.

– Да, я лечу ради него. Потому что люблю его. И никогда не переставал любить, пап.

Отец поджал губы.

– А как же мастерская?

– Все улажено. Я ненадолго. – Я крепко обнял его. – Присмотри за Амелией, хорошо?

Побудь для нее отцом, хоть немного…

– И береги себя.

Он усмехнулся и озадаченно нахмурился на мой серьезный тон.

– Конечно. Буду ждать твоего возвращения на этом самом месте.

Я оглядел кабинет, заваленный упаковками от еды, кресло, которое он превратил в кровать, и постоянно включенный канал НФЛ.

Этого я и боюсь.

Самолет приземлился, и я кое-как добрался из аэропорта до своего отеля в Восьмом округе, выглядя при этом как истинный американец после большой смены часовых поясов. Отель был маленьким, мрачным, без лифта и с общей ванной комнатой в конце коридора. Но это все, что я мог себе позволить, спонтанно потратив небольшое состояние на авиабилет. В моей комнате не было ничего, кроме кровати, крошечного столика со стулом и ободранных зеленых обоев, которые выглядели так, будто их поклеили году эдак в тысяча девятьсот пятидесятом.

Немного вздремнув на кровати с впивающимися в тело пружинами, я принял душ и переоделся в джинсы, свежую футболку, ботинки и поношенную коричневую кожаную куртку.