Холден сохранял бесстрастное выражение лица.

– Я должен спросить, что ты здесь делаешь, но у меня, кажется, есть предположение. Мои дневники?

– Ты послал их мне не просто так.

– Это была ошибка. Я напился.

– А я так не думаю.

– Нет? – спросил он, силясь сохранить привычную небрежность тона. – Есть предположения?

Я больше не мог говорить. Не давая себе времени на раздумья, я бросился к Холдену и обнял его. Он напрягся, но затем обмяк. Я вдохнул его аромат, наслаждаясь столь желанным прикосновением, и из зажмуренных глаз грозили пролиться слезы. Нос заполнил запах гвоздичных сигарет, дорогого одеколона и геля для душа, но под всем этим – он. Его тело теперь казалось больше. Сильнее, хотя глаза рассказывали совершенно другую историю.

Медленно Холден поднял руки и тоже обнял меня. Он крепко стиснул в кулаках мою куртку и уткнулся лицом в мое плечо. Я почувствовал его сбивчивое дыхание на своей шее, над тем местом, где сломалась кость в ночь, ставшей для нас роковой.

Мы обнимались несколько долгих мгновений, и мне хотелось остаться в этом совершенном моменте навсегда. Наконец-то Холден был рядом. Но он поспешно отстранился и отвернулся, чтобы вытереть глаза.

– Ну… – Он очистил свой голос от эмоций. – Ты так и не ответил на мой вопрос.

– Почему я здесь? Для тебя. Мы можем где-нибудь поговорить? Может быть, в твоей комнате?

– Моя комната… занята.

Его слова ударили прямо в сердце и снова разбили его.

– У тебя кто-то есть, – утвердительно произнес я.

Холден не ответил. Ему и не нужно было.

– Сегодня прекрасный день, – заметил он. – Давай прогуляемся, выпьем.

Я молча кивнул, и пока мы молча шли по прекрасному в этот весенний день Парижу, я задавался вопросом, что останется от моего сердца к концу путешествия.

Глава 29. Холден

Он здесь. Он прилетел…

Я не мог оторвать взгляда от Ривера, пока мы шли по бульвару. Ривер выглядел таким же брутальным красавцем, как и всегда, в джинсах, ботинках и поношенной кожаной куртке поверх обтягивающей футболки. Но его тело стало больше, сильнее. Когда мы обнимались, я прочувствовал его мощь. Я мог бы застыть в этих объятиях навечно, упиваясь их уютом и безопасностью. Но взгляд Ривера отяжелел от горя и усталости, плечи сгорбились, как будто он нес тяжелую ношу.

Так и есть. Его горе и горе его сестры и отца. Я бы поставил на это свою никчемную жизнь.

Но, несмотря на все, он здесь, потому что я изменил себе и эгоистично появился в его жизни. Минутная слабость. Я даже не помнил, как отправил ему свои дневники, но когда две недели назад заметил утром исчезновение чемодана, точно знал, что натворил. И почему. Эти дневники были мной. Он был так далеко, поэтому я бросился к нему, отправил ему каждое слово из самого сердца, потому что слишком трусил вернуться сам.

Мы молча дошли до одного из моих любимых кафе. Как и почти во всех кафе Парижа, маленькие столики на двоих с плетеными стульями были расставлены на тротуаре лицом к улице, чтобы наблюдать за происходящим. Париж был слишком красив, черт подери, чтобы на него не смотреть, и город это знал.

Мы заняли столик в конце первого ряда, чтобы никто не загораживал нам вид. Ривер переставил свой стул напротив меня, вместо того чтобы сесть рядом.

– Не могу разговаривать с тобой, сидя вот так.

Я кивнул. Бок о бок, соприкасаясь бедрами, губы в нескольких дюймах друг от друга, оставалось лишь повернуть головы, и его рот прижмется к моему…

Я скрестил ноги и закурил. К нам подошел официант.

– Un kir, s’il vous plait, – сказал я.