Как всегда некстати проснулось то, что Константин привык считать своим «внутренним голосом». Точнее, голос-то как раз принадлежал его приятелю Богдану, словно тот был рядом, а не в Москве, словно и не завершились их долгие споры. Да они и в самом деле не завершились…

«Ну и что ты собираешься делать? — насмешливо спросил „внутренний голос“. — Сейчас будешь долго доказывать, что белый работорговец не прав, зато прав черномазый царек-садист? Что съедение подданных — внутреннее дело его страны? Нет, братец, так оно не пойдет! Оба — и царек, и работорговец — мерзость одинаковая. Но последний-то хотя бы знает, чего хочет. А первый хочет „огненной воды“ да стекляшек! Перебить бы эту пьяную тупорылую сволочь, организовать бы негров — и никакой работорговец туда не сунется!..»

«Но ведь это не по людским законам…» — попробовал было возразить Костя. Но «внутренний голос» продолжал: «А знаешь, черных там столько, что они могли бы утопить всех этих европейцев минут за пять. Если бы захотели. Это, знаешь, как с „проклятыми испанцами“, разрушившими „прекрасную и добрую“ империю инков. Да была ли у тех испанцев хоть тысяча человек?! И ведь полезли — и завоевали! Ну и кто после этого достоин уважения? Может, все-таки безрассудно храбрые и доблестные испанцы, а не гнилая империя, переселявшая целые народы с особой жестокостью? Надо думать, прочие индейцы не слишком огорчились по поводу ее гибели».

«Внутренний голос» замолчал. Возражать было некому — а самое главное, нечего.

Они приблизились к зеленому, поросшему пальмами африканскому берегу уже спустя три недели плавания, прошедшего без всяких приключений. Ну, если не считать того, что один из матросов упился насмерть, добравшись до того самого джина, который предназначался Дрейком для гвинейским царьков. Но такая смерть для Константина, выходца из XXI века, удивительной не была.

Бросив якоря в кабельтове от берега, Дрейк с подзорной трубой вышел к борту.

— Мы находимся, если судить по карте, как раз на широте Гвинеи. Почему я не вижу «черный товар»? Одни лишь обезьяны скачут по пальмам. Ну не буду же я продавать обезьян нашим белым переселенцам?

— Отчего же? — серьезно возразил стоящим рядом Костя. — Это — очень сметливые животные, их многому можно научить.

— Ах, не болтайте глупости, сэр, — сердито заметил адмирал. — А учению Христа обезьян тоже можно научить? Я думал встретить у здешних берегов черных людей и уже приготовил для них подарок, — Дрейк запустил руку в бочку, стоявшую рядом, доверху наполненную всякой стеклянной и медной ерундой.

Вдруг откуда-то из зарослей, росших по краю берега, стали выезжать узкие и длинные лодки пироги с черными людьми, которые гребли одним веслом, стоя на одном колене.

— Вот они, вот они, эти обезьяны! — в дикой радости воскликнул Дрейк. — Они совсем голые, в чем мать родила. Я вижу, что их лодки наполнены фруктами. Они везут нам фрукты! Какое гостеприимство. А ну, морская сволочь, — повернулся Дрейк к столпившимся у него за спиной матросам. — Живо по каютам, одеться получше! Принести все, что вы заготовили для этих людоедов! А уж с их царьками я сам рассчитываться буду. Уж напою их нашим английским джином, который сожжет им их черные глотки!

Когда лодки туземцев, которых было десятка полтора, приблизились к кораблям Дрейка, негры стали поднимать на руках и показывать морякам фрукты, причем они говорили что-то на своем языке.

— Хотят начать обмен, — сказал, улыбаясь, Дрейк. — Тоже непростые ребята.

— Они предлагают эти фрукты в дар, — предположил Константин.