Он повернулся и посмотрел на меня, его улыбка была дерзкой и классически конноровской.

– Мне нравится, как ты там смотришься.

– Пока что мне тут нравится, – сказала я, возвращая ему такую же улыбку. – Посмотрим, как пойдет дальше.

Он усмехнулся.

– За тобой есть поручень, если хочешь, можешь держаться за него. Или… – он потянулся назад, взял мои руки и обвил их вокруг своей талии, – такой вариант.

Когда я обняла его, под моими руками было его крепкое тело, он сдвинулся и завел двигатель ногой в ботинке. Тельма заревела – глубоким, низким рокотом, который пульсировал в костях и мышцах, подобно второму сердцебиению.

И мы поехали в ночь.

* * *

Поскольку это был Чикаго, движение было плотным, как патока, даже в темноте. Пока ехали к месту встречи по 90 трассе, мы соревновались с машинами, грузовиками и парочкой других байков, а постоянный режим «стой едь» давал мне не совсем хорошее представление о том, каково это – ехать по открытой дороге. Коннор мог играть в шашечки на мотоцикле – я видела, как он проделывал такое, будучи подростком – но он ехал относительно спокойно, оставаясь в потоке движения, пока мы продвигались вперед.

Алексей – или мужчина, который по моему предположению был Алексеем, учитывая защитный шлем – пристроился за нами на вишнево красном байке сразу за Шаумбургом. Он ехал за нами, держась в нескольких метрах позади, пока не рассосалось движение. Потом Коннор разогнал мотор, и мы практически полетели. Тельма срезала повороты, словно была частью дороги, моделью машины, прицепленной к асфальту.

Мое сердце колотилось каждый раз, когда он ускорялся или входил в поворот на скорости… что случалось часто, и мне приходилось сдерживаться, чтобы маниакально не захихикать. Коннор, может, и вырос из того дерзкого подростка, которым был, но в нем по прежнему чувствовалось что то дикое. Каждый раз, когда он это делал, я крепче сжимала его бедра, что, вероятно, лишь поощряло его.

Мы проезжали мимо полей, ферм, ресторанов быстрого питания и весьма редкой фауны. Посреди кукурузного поля замерла пара оленей и уставилась на нас. По обочине дороги, сверкая глазами в свете нашего фонаря, бежал енот. И в наши шлемы врезался примерно миллион букашек.

Мы ехали уже пару часов, когда Коннор подъехал к заправочной станции с закусочной на темном участке дороги. В темноте здание светилось, а в темных углах парковки стояли фуры. Мы припарковались и сняли наши шлемы. Рядом с нами остановился Алексей, снял свой шлем и провел рукой по волосам.

– Кофе, – произнес он.

– Поддерживаю, – сказала я, потом слезла с мотоцикла, все еще ощущая фантомные вибрации от мотора байка, и размяла шею.

– Ты как? – спросил Коннор.

– У меня все отлично, – ответила я, не потрудившись скрыть безумную улыбку. – Это было невероятно.

– Рад, что тебе понравилось, потому что у нас впереди еще несколько часов пути. – Он улыбнулся и провел рукой по волосам. – Сегодня у нас живописная экскурсия по Висконсину. Хоть и в темноте.

– Мое любимое время суток, – сказала я и заправила выбившиеся из косы пряди волос. – Здорово выбраться за город. Мы с семьей практически никуда не ездили. Не говоря уже о поездках на собственной машине.

– Я в шоке от услышанного, – произнес Коннор, пока мы шли к двери, его голос был сухим, как тост. – Когда я думаю о вампирах, то представляю кемпинг и грязные походы.

– Мой папа был солдатом – четыреста лет назад. Он привык к шелковым простыням и температурному контролю.

– А что насчет тебя? – спросил Коннор с вызовом в голосе. Он открыл дверь, когда к ней подошел мужчина и прошел через нее, держа на руках спящего ребенка.