Эту предусмотренную сценарием ложь Марко удаётся произнести чётко и убедительно. Он ведь и в самом деле пытался достать концентрат хлористого калия, но безуспешно, потому и обратился за помощью к Мирайдзин. А уж она обо всём позаботилась. Точнее, Мирайдзин нашла Родриго, а Родриго достал хлористый калий. Но Марко не хотелось бы, чтобы об этом стало известно.

– Через некоторое время, попрощавшись с вами, я открою красный клапан, и анестетик потечёт мне в вену. Когда он подействует, Родриго окажет мне любезность открыть другой клапан, вот этот, синий, который доставит в вену концентрат хлористого калия, и через пару минут всё закончится. По сути, вы увидите только, что я засыпаю. Как уже было сказано, Родриго всего лишь подарит мне секунд двадцать-тридцать покоя, поскольку, пожелай я сделать всё самостоятельно, мне пришлось бы напрягать мышцы даже во время седатации, не то я попросту не успел бы открыть синий клапан прежде, чем уснуть. А это, согласитесь, оказалось бы досадным упущением, ведь так я лишил бы себя самого сладкого во всем этом процессе, то есть возможность спокойно отдать концы, которую обеспечат мне анестетики.

Как он и рассчитывал, этим сухим словам, этим техническим деталям удаётся несколько поумерить его волнение, и риски, которых Марко хотел избежать, кажутся теперь очень далёкими. Сердце перестало колотиться, эмоции схлынули, и он говорит о собственной смерти так, будто описывает операцию на роговице.

– Хлорид калия вызовет аритмию, которая приведёт к фибрилляции желудочков вплоть до остановки сердца. Ни в каких конвульсиях тело, вероятно, корчиться не будет: разве что в случае приступа тахикардии перед фибрилляцией может пройти короткая судорога, но, думаю, это маловероятно.

Марко вдруг вспоминает Ирену. Ирену, которая покончила с собой, будучи лишь немного старше Мирайдзин. Сейчас она могла бы гордиться братом.

Он глубоко вздыхает, прогоняя её образ, и продолжает:

– Когда всё закончится, Мирайдзин наберёт 118. Из Кастаньето Кардуччи приедет бригада скорой, и врачи констатируют смерть. Мирайдзин расскажет им о моём состоянии, покажет медицинскую карту, и расспросов больше не будет. Насколько я понимаю, ни у кого из вас причин дожидаться приезда скорой нет, но беспокоиться в любом случае не о чем: даже если решите остаться, допрашивать вас не станут, а значит, и ложных показаний давать не придётся. Расследование проводить никто и не подумает, уж поверьте.

Ну что ж, вот его выступление и окончено. Марко чрезвычайно горд собой, тем, что всё правильно запомнил и профессионально объяснил. Кроме Марины, никто больше не сбежал, а два сдавленных всхлипа Джакомо так и остались единственным намёком на эмоции, омрачившим его речь. Мирайдзин, выскользнув из объятий Оскара, подходит к деду, нагибается, обнимает его.

– Ты молодец, дедушка, – улыбается она.

И тут на Марко снисходит озарение – поскольку, как уже было сказано, воспоминания его то проявляются, то исчезают.

– «Нашествие варваров», – шепчет он ей на ухо. – Тот старый фильм, название которого мы с тобой запамятовали. Вот как он назывался.

– И правда, «Нашествие варваров», – шепчет в ответ Мирайдзин.

Марко нежно гладит её по голове, она – его. Потом занимает пост у инвалидного кресла, напротив Родриго. Медбрат, молчаливый, как Сфинкс, сжимает стойку капельницы, словно копье. Он готов.

Вперёд выходит Грета. Она склоняется к Марко точно так же, как это сделала Мирайдзин, и даже обнимает его с той же теплотой. Он чувствует запах её духов: насыщенный, кислый аромат цитрусовых. Потом заглядывает ей в глаза, увлажнившиеся чуть сильнее обычного, и Грета улыбается.