Изменить размер шрифта - +
И дело здесь не только в материальных проблемах. Поверьте, самое полезное, что я могу сделать, – это помочь им постичь собственную жизнь.

– Я вам верю.

– Но, признаюсь, много раз за последние годы, несмотря на колоссальный объем работы, которую приходится проделывать, несмотря на трудности, лишения, а зачастую и разочарования, потому что во многих странах мира помощь психолога отвергают, особенно там, где она нужна больше всего... В общем, несмотря на всю эту, так сказать, наполненную событиями жизнь, я много, клянусь, очень много раз за последние годы ловил себя на том, что думаю о Вас.

– Неужели? И почему же?

– Ну, в первую очередь потому, что, как я уже сказал, Вы стали причиной, по которой я расстался с профессией. По сути, не приди я тогда к Вам, не решись нарушить правила, которые до тех пор неукоснительно соблюдал, моя жизнь не изменилась бы. И только одному Богу известно, как ей нужны были эти изменения. Но главное, я столько раз думал, что так ничего и не знаю о Вас, Вашей дочери, Вашей жене... бывшей жене, полагаю? Вы ведь разошлись? Видите, я даже этого не знаю.

– Да, и так далеко, насколько это было возможно.

– Понимаете, доктор: стоило мне выйти за рамки, навязанные профессией, как информационный вакуум стал совершенно невыносимым. И теперь мне просто необходимо узнать, что случилось с вашими жизнями, поскольку я в них вмешался, вмешался активно, а не остался, как следовало бы, сторонним наблюдателем. Так что же всё-таки с вами сталось?

– Как видите, она меня не убила.

– Это уже что-то...

– Как и я её.

– Прекрасно. А из того, что всё-таки случилось?

– Ну, что случилось... Много чего случилось... Для начала, вскрылось всё то, что она знала, а я – нет, и мы расстались. Лучше поздно, чем никогда. Потом она, чтобы успеть скрыться, предъявила мне клеветнические обвинения и сбежала в Германию с парнем, которого знала, наверное, гораздо лучше, чем меня.

– А девочка?

– И девочку, которой, кстати, уже двадцать один год, с собой забрала. Но этот приём, скажем так, не сработал, и через год Адель вернулась ко мне в Италию.

– Слава Богу. Я как раз настоятельно предлагал ей этот вариант, когда она... ну, знаете... в общем, когда она прорабатывала план, о котором я пришёл Вам рассказать. Я настаивал на том, чтобы она оставила дочку Вам и жила своей жизнью с тем мужчиной, не втягивая Вас. А другой ребёнок? Тот, которого она ждала, когда бросила сеансы? Что с ним?

– Родился, уже в Мюнхене. Точнее, родилась, учитывая то, что это снова была девочка, Грета. Собственно, из-за неё и пришлось уехать. Адель так страдала от этой своей...

– Вы о чём?

– О том, что нить к ней вернулась. Помните, нить за спиной, из детства? Марина же Вам рассказывала?

– Да, конечно.

– В общем, с помощью Вашего коллеги нам удалось избавиться от неё ещё до того, как девочка пошла в школу. Но в Германии она проявилась снова: Адель даже из дома не могла выйти. Тогда-то я и перевёз её к себе, в Италию.

– И нить снова пропала.

– Точно. Я долгие годы считал, что её рефлекторной реакцией, связанной с фехтованием, но Ваш коллега оказался прав – фехтование было ни при чём. Всё дело во мне.

– Понимаю. И как она сейчас?

– Адель?

– Да.

– Нормально. Да, вполне нормально.

– А Ваша бывшая жена?

– Не слишком хорошо. По-прежнему в Мюнхене, но с отцом другой дочери тоже рассталась. Работать не может, в основном мотается по клиникам. Проходит достаточно серьёзное лечение.

– Насколько серьёзное?

– Честно говоря, понятия не имею. Достаточно серьёзное. Знаю только, что до определённого момента они с Аделью встречались раз в год, летом, когда уезжали вместе на две недели в какой-то санаторий или вроде того, в Австрии.

Быстрый переход