Основное внимание во всех статьях было уделено «загубленным жизням» – в первую очередь это касалось юных бойскаутов, направлявшихся на крупный международной слёт в замке Любляны, – но времени на дальнейшее расследование журналистам не хватило; по сути, они даже не успели рассказать, как по возвращении тел в Италию прошли похороны, или объявить об обнаружении на дне моря чёрного ящика, поскольку всего через два дня трагедия в Ларнаке постепенно начала скатываться в рубрику «Новости одной строкой», да и там отведённое ей пространство неумолимо сжималось.
Как сложилась бы жизнь Марко Карреры, будь у прессы время узнать, что он выжил в той катастрофе, и превратить его в публичную фигуру? Что бы случилось, прознай об этом власти? Но то, чего потрясённый до глубины души юноша ожидал с минуты, когда услышал о катастрофе: журналисты у дома, вызов в прокуратуру – так и не произошло. И если причины, по которым пресса слишком быстро переключила своё внимание на другие темы, вполне ясны, то почему ни Марко, ни Неназываемый не получили ни одного запроса из судебных органов и Главного управления гражданской авиации Министерства транспорта, так и осталось загадкой. В конце концов, пара двадцатилетних парней, сбежавших из самолёта всего за пару часов до того, как его поглотило море, да ещё в мрачную эпоху разгула терроризма, выглядели вполне серьёзной зацепкой, которую следовало как минимум проверить, – по крайней мере до тех пор, пока осмотр чёрного ящика не установил, что причиной катастрофы стал отказ оборудования. Однако ничего так и не произошло – одна из множества итальянских загадок, крохотная по сравнению с другими, но для будущего обоих молодых людей, несомненно, решающая.
Так что, оказавшись, к собственному удивлению, совершенно не замешанными в событии, к которому, по их предположениям, они всё-таки были причастны (поскольку и в самом деле были к нему причастны), ни тот, ни другой никому ничего не сказали. А помолчав два, три, четыре, пять дней, поняли, что не могут просто выйти и сообщить, что в последний момент сошли с самолёта. Впрочем, даже случись такое, им бы никто не поверил.
Была, однако, и другая причина, по которой оба так растерянно молчали, боясь в любой момент оказаться в центре внимания: что стало бы с Неназываемым, пронюхай журналисты о его словах в самолёте? Но даже если забыть об ужасном проклятии, которое он обрушил на всех этих несчастных, и заявить только, что они покинули самолёт из-за обычного недомогания, разве мог Дуччо Киллери когда-либо снова пройти по городу, чтобы каждый встречный не бросился наутёк, вопя от ужаса? Их рассказ лишь окончательно подтвердил бы ходившие о нём слухи, а тот простой факт, что Марко Каррера по-прежнему пребывал в мире живых, стал бы научным подтверждением теории глаза бури. Вот почему молодые люди не могли обсудить случившееся даже друг с другом, а пару раз попытавшись, путались в сумрачной завесе стыда и не смели даже начать. Невысказанное брало верх над очевидным.
Сказать по правде, Марко возможность с кем-нибудь поговорить всё-таки представилась, поскольку его сестра Ирена, обладавшая, как он считал, совершенно нечеловеческой интуицией, вдруг обо всём догадалась. «Скажи честно: вы с другом тоже должны были лететь на том самолёте, что разбился?» – спросила она несколько дней спустя, без стука войдя в его комнату и застав валяющимся на кровати за прослушиванием Laughing<sup></sup> Дэвида Кросби. Как именно она это поняла, стало для Марко ещё одной загадкой, поскольку, разумеется, дома он сказал, что летит на экскурсию в Барселону, а не играть в азартные игры в Любляну, да ещё через Ларнаку. Так что он не имел ни малейшего понятия, шпионила ли сестра за ним, как постоянно делала с другими членами семьи, подслушала ли его разговор по телефону (или даже перехватила звонок, сняв трубку на кухне, пока он болтал с другом из своей комнаты) и потому с самого начала знала, куда он направляется и зачем. |