Небо затянуло низкими, брюхатыми дождём тучами. Потихоньку догорали тусклые сумерки, воздух был горячим и липким. Отчётливо слышался раздражённый рокот моря. Выскочив из сада, Марко побежал по тропинке, ведущей к дюнам, в конце которой заметил мелькнувшую белую блузку. Однако, стоило ему прибавить ходу, чтобы не упустить её, как Ирена услышала и, даже не обернувшись, крикнула, чтобы он шёл домой. Марко и не думал послушаться – напротив, раз уж его обнаружили, воспользовался шансом подобраться ближе. Не реши Ирена утопиться в Омутище, только обрадовалась бы помощи брата и подождала бы его, но она явно была не в восторге и снова велела ему идти домой, на этот раз обернувшись; теперь в её тоне явственно слышалась угроза. И снова Марко не остановился, а, наоборот, ускорил шаг. Тогда остановилась она, и даже позволила себя догнать, но стоило Марко подойти к ней и растерянно, не зная, что делать дальше, встать рядом, как Ирена легко, словно кеглю, развернула его и дала пинка под зад, да так, что он от неожиданности рухнул навзничь, а после, выкрикнув «Отвали!», продолжила свой путь – на сей раз бегом. Марко, поднявшись, припустил за ней. Даже будучи намного меньше неё – как, впрочем, всегда был намного меньше кого бы то ни было, – он чувствовал в себе странную силу, способную не дать Ирене прыгнуть в воду. Конечно, встреть он по дороге кого-нибудь ещё, на всякий случай попросил бы помощи, но им не попалось ни единой живой души, а дюны были уже близко, и Марко понял, что готов броситься на сестру, схватить, сбить с ног, если понадобиться, навалиться сверху и удерживать на мокром песке, пока она не сдастся. Проворный, юркий, он неплохо умел драться; и пусть пинок Ирены застал его врасплох, второй раз ей это не сойдёт.

У самых дюн, где сердитый рёв моря стал почти оглушающим, Ирена, снова остановившись, обернулась. Марко, отставший от неё всего на пару шагов, тоже замер. Оба тяжело дышали. Взглянув на брата, девушка оскалилась столь свирепо, что тот отшатнулся, и принялась щелкать в воздухе концом пеньковой верёвки. Потом стала отступать, размахивая импровизированным кнутом, но Марко, не отрывая глаз от верёвки, свистевшей на расстоянии ладони от его лица, двинулся следом. Он старался сосредоточиться на этой извивающейся змее, лишь бы не встречаться с Иреной взглядом и не видеть больше её злобной гримасы.

Оказавшись на пляже, Ирена бросила хлестать по воздуху и остановилась у «Ворьена». Лежащий у самого берега, он и в самом деле был совсем беззащитен: поднявшись, вода вполне могла его унести. Сразу за ним бурлило белой пеной в черноте моря Омутище: либеччо становился всё сильнее. Ирена застыла, напряжённо, словно собака, сделавшая стойку, вглядываясь в этот кипящий котёл, и Марко затаил дыхание, готовый в любой момент рвануться вперёд, чтобы успеть удержать её в этом мире. Но она лишь шагнула в сторону и обеими руками обхватила нос швертбота, поглаживая её изъеденную солью фанеру, как поглаживают по холке лошадь. Когда Ирена захлестнула петлёй мачту, а свободный конец верёвки обвязала вдоль бёдер, Марко, все мускулы которого по-прежнему были напряжены и готовы к прыжку, молча стоял у неё за спиной. И пока она тащила «Ворьен» к кабинке, пятясь, рывками, напрягая все силы, без резиновых катков или деревянных валков, он не вмешивался, не пытался помочь. Но вот швертбот наконец оказался в безопасности, а Ирена, распустив верёвку на бёдрах, накинула петлю на крюк кабинки; потом она повернулась, и Марко, вглядевшись в её почти невидимое в сгущающейся темноте лицо, понял, что кривившая его устрашающая гримаса исчезла.

Возвращаясь домой, они старались идти в ногу, чтобы не размыкать объятий, разве что, вопреки общепринятым нормам, он, мужчина, обнимал её за талию, а она, женщина, – его за плечо.