–    Но сама где то дышишь?

–    Я? Обо мне чего брехать впустую? Где хошь переночую. Я тут своя. А вот вы приезжие, это по одежке враз видно. Такие и часу у нас не проканают.

–    Тогда веди к себе! – послышался сиплый, нахальный голос.

–     Ишь, вострый! Вишь, ни одна иду. Как мой дружок вас воспримет,– кивнула на Султана.

–     Иль не северянка? Куда деваться нам в такую лютость? А до ближайшей зоны еще с десяток километров. Пока до нее доберемся, сами замерзнем к едрене матери.

–    Да! Колотун знатный! – послышался вто¬рой скрипучий голос. И человек добавил:

–     Неужели не пустишь побыть у тебя до утра?

–     Куда ж я денусь? Коль навязались на шею, ночуйте. Черт с вами, угол не отгрызете. Сту¬пайте вон в хату. Но спать будете на полу. По¬стелей запасных не имею,– предупредила за¬ранее.

–    А мы не из привередливых.

–    Да может Мишка до утра отремонтирует свою керосинку!

В доме мужики совсем ожили. Содрав с плеч куртки, стоявшие колом, разулись и первым де¬лом взялись за печь. Растопив ее в считанные секунды, подсели поближе к огню к закипавше¬му чайнику. Назвали имена. Один – круглый и маленький, стриженый наголо, назвался Саш¬кой, второй – Игорем.

У Сашки были большие светлые глаза, тол¬стые губы, круглое улыбчивое лицо. Игорь был плешатым. Глаза словно убежали в череп и на¬дежно там спрятались. Красный, рябой нос и широкий узкий рот не понравились даже Сул¬тану. Волчонок, рыкнув на человека, отодвинул¬ся от него в темный угол, затих.

–     Мы сюда в командировку. Ненадолго. По делам. А там снова к себе домой. Наведаемся ли сюда когда нибудь еще, кто знает,– с сомне¬ньем покачал головой Саша. И добавил тихо:

–     Каждого из дома свое гонит. Одних дела, других – память. Она, как заноза, всю жизнь то¬чит.

–    Да какая заноза может застрять на Колы¬ме? Все наши горести и болячки нынче в земле лежат. Им плевать на наши боль и память – откликнулась Варвара, собирая на стол ужин.

–    Ох, и не скажи, Варенька. Вот меня чего черти принесли сюда, отца ищу. Здесь похоронен. А где именно, не знаю. Вот и взял в про¬водники Игоря. Он тут всякую пядь назубок по¬мнит. Такая у него была служба собачья. Другой пес оскорбится на эту работу. А его приморили, говорит, заставили.

–    А как еще скажешь, если иного слова нет. Не согласишься, убьют, согласишься, хоть сам стреляйся. Вот и работа... Собака хоть знает на кого и за что брешет, тут же, вовсе не знавши, не до знакомства было. Все наспех, второпях. А когда одумались, самих жуть взяла, что на¬творили. И, главное, не исправить,– умолк Игорь, поддерживая кулаками тяжеленный лоб, нависший гирей над лицом.

–    Вы ешьте! – подвинула хозяйка горячую картошку, рыбу и капусту. И спросила:

–    А что за работа, какую из под палки де¬лать пришлось?

–    Да небось слышала обо мне. Бондарев я. Игорь Павлович! Бывший прокурор Колымского края!

–    Батюшки! Самого черта в дом запустила,– всплеснула руками Варя. Сашка надтреснуто рассмеялся:

–    Хорошо хоть матом не обложила.

–     Это хуже мата чертом назвать. А спроси, своею ли волей согласился? Ведь как просился на фронт! А мне по локоть отмерили. Велели заткнуться наглухо. Иначе, мол, без войны пе¬редовую устроим.