— Ко вторнику? А сегодня что?

— Пятница.

— Вот как. Это отлично. Платить-то мне все равно нечем.

— Видишь, как хорошо получилось.

— Да. Хорошо.

Человек за дверью стоит и чего-то ждет. Артем нависает над Ниной с невозмутимым видом. По руке течет кровь. Артем держит Нину так, что она не может сдвинуться и на миллиметр. А сдвинуться очень хочется: батарея буквально сжигает плечо. Проходит две или три секунды, и человек за дверью, вздохнув, неохотно отходит вглубь коридора и удаляется. Скрипя половицами, он поворачивает за угол, возится с верхней одеждой, звенит ключами, гремит щеколдой. Слышимость удивительная. Сложно поверить, что Артем мог спокойно удерживать пленницу несколько дней и что никто ничего не заподозрил.

— Лежи тихо — или голову раздавлю, — говорит Артем, тяжело вставая. Он достает с полки скотч, довольно умело для человека с кровоточащей рукой отделяет нужный кусок и лепит Нине на рот, поверх крови и рвоты.

— Голову раздавлю, — повторяет он веско.

Нина лежит на боку и следит за действиями Артема отрешенно. Ее последние силы ушли на попытки телепатического воздействия на человека за дверью: «Открой, ну открой же, пожалуйста, дверь!» — внушала она этому невидимому обладателю южноевропейского акцента. Судя по голосу, это был человек беспечный, не в меру любопытный и даже бесцеремонный — казалось, ничто не мешало ему зайти, и все-таки что-то его удержало.

Но, несмотря на провал, Нину не покидает чувство, что своими действиями — в первую очередь разбитым стеклом и звериным воем — она послала в реальность импульс, запустила цепочку событий, которые обязательно приведут к тому, что толпа омоновцев снесет дверь Артема с петель. Но вот доживет ли до этих событий Нина, вопрос открытый.

Артем сыплет себе в рот горсть таблеток, запивает глотком воды. Тряпка, которой он обмотал кисть, размокла от крови, и он оборачивает раненый палец комком бумажных салфеток. Каким-то образом палец до сих пор остается частью руки, но уже явно живет своей жизнью. Артем не спешит обрабатывать рану, блуждая по комнате без ясной цели.

Смотря за этими бестолковыми перемещениями, Нина вспоминает, как однажды ее покусала белка. Она училась на втором курсе, и в травмпункт ее сопровождал тогдашний бойфренд Леонтий. Это случилось накануне их расставания, и, возможно, тот эпизод все и решил. Леонтий понял, что с девушкой, на которую нападают белки, ему просто не по пути. Нина терпела боль и обиду в очереди, но расплакалась в кабинете врача. Врач был тощим и длинным, в маске, надвинутой на глаза. Нине казалось, что под этой маской скрывается насекомообразный инопланетянин. Он сказал ей: «Ну-ну. Вас всего-навсего покусала белка. А знаете, чей укус гораздо страшней?»

— Акулы? — спросила Нина сквозь слезы.

Врач ненадолго задумался. Этот ответ застал его врасплох. Обычно раненые пациенты покладисты, безынициативны — они дают возможность врачу полностью контролировать разговор и только поддакивают.

— Да. Но знаете, чей еще? — Нина хотела ответить: укус медведя, льва, крокодила. Укус ряда мифологических монстров — например, василиска или химеры. Но врач ее перебил: — Укус человека. Во рту так называемого хомо сапиенс в десять раз больше бактерий, чем у помойной крысы.

Артем стоит у стола и давит стаканом таблетки, как разбегающихся клопов. Получившийся порошок он смахивает в стакан вместе с крошками и другим мусором — в том числе, наверное, и обрезками ногтей, — заливает все это водой и подает Нине. Артем не замечает, что треть жидкости проливается мимо рта, что Нина захлебывается от обильного потока воды, что часть порошка остается на дне. Артем снова заклеивает ей рот и продолжает слоняться по комнате в полной прострации.