Несколько верст; не дорога – беда!

         Ямы, валежник; бегут по оврагу

         Вешние воды, деревья шумят…

         Стали лошадки – и дальше ни шагу,

         Сосны стеной перед ними торчат.

         Яков, не глядя на барина бедного,

         Начал коней отпрягать,

         Верного Яшу, дрожащего, бледного,

         Начал помещик тогда умолять.

         Выслушал Яков посулы – и грубо,

         Зло засмеялся: «Нашел душегуба!

         Стану я руки убийством марать,

         Нет, не тебе умирать!»

         Яков на сосну высокую прянул,

         Вожжи в вершине ее укрепил,

         Перекрестился, на солнышко глянул,

         Голову в петлю – и ноги спустил!..

         Экие страсти Господни! висит

         Яков над барином, мерно качается.

         Мечется барин, рыдает, кричит,

         Эхо одно откликается!

         Вытянул голову, голос напряг

         Барин – напрасные крики!

         В саван окутался Чертов овраг,

         Ночью там росы велики,

         Зги не видать! только совы снуют,

         Оземь ширяясь крылами,

         Слышно, как лошади листья жуют,

         Тихо звеня бубенцами.

         Словно чугунка подходит – горят

         Чьи-то два круглые, яркие ока,

         Птицы какие-то с шумом летят.

         Слышно, посели они недалеко.

         Ворон над Яковом каркнул один,

         Чу! их слетелось до сотни!

         Ухнул, грозит костылем господин.

         Экие страсти Господни!

         Барин в овраге всю ночь пролежал,

         Стонами птиц и волков отгоняя,

         Утром охотник его увидал.

         Барин вернулся домой, причитая:

         – Грешен я, грешен! Казните меня! —

         Будешь ты, барин, холопа примерного,

         Якова верного,

         Помнить до судного дня!

         «Грехи, грехи, – послышалось

         Со всех сторон.