Барин вернулся домой, причитая:

         – Грешен я, грешен! Казните меня! —

         Будешь ты, барин, холопа примерного,

         Якова верного,

         Помнить до судного дня!

         «Грехи, грехи, – послышалось

         Со всех сторон. – Жаль Якова,

         Да жутко и за барина, —

         Какую принял казнь!»

         – Жалей!.. – Еще прослушали

         Два-три рассказа страшные

         И горячо заспорили

         О том, кто всех грешней?

         Один сказал: кабатчики,

         Другой сказал: помещики,

         А третий – мужики.

         То был Игнатий Прохоров,

         Извозом занимавшийся,

         Степенный и зажиточный

         Мужик – не пустослов.

         Видал он виды всякие,

         Изъездил всю губернию

         И вдоль и поперек.

         Его послушать надо бы,

         Однако вахлаки

         Так обозлились, не дали

         Игнатью слова вымолвить,

         Особенно Клим Яковлев

         Куражился: «Дурак же ты!..»

         – А ты бы прежде выслушал… —

         «Дурак же ты…»

         – И все-то вы,

         Я вижу, дураки! —

         Вдруг вставил слово грубое

         Еремин, брат купеческий,

         Скупавший у крестьян

         Что ни попало, лапти ли,

         Теленка ли, бруснику ли,

         А главное – мастак

         Подстерегать оказии,

         Когда сбирались подати

         И собственность вахлацкая

         Пускалась с молотка.

         Затеять спор затеяли,

         А в точку не утрафили!

         Кто всех грешней? подумайте! —

         «Ну, кто же? говори!»

         – Известно кто: разбойники! —

         А Клим ему в ответ:

         «Вы крепостными не были,

         Была капель великая,

         Да не на вашу плешь!

         Набил мошну: мерещатся

         Везде ему разбойники;

         Разбой – статья особая,

         Разбой тут ни при чем!»

         – Разбойник за разбойника

         Вступился! – прасол вымолвил,

         А Лавин – скок к нему!

         «Молись!» – и в зубы прасола.