Бренчит ключами, по двору

         Похаживает барином,

         Плюет в лицо крестьянину,

         Старушку богомольную

         Согнул в бараний рог!..

         Но видит в тех же странниках

         И лицевую сторону

         Народ. Кем церкви строятся?

         Кто кружки монастырские

         Наполнил через край?

         Иной добра не делает,

         И зла за ним не видится,

         Иного не поймешь.

         Знаком народу Фомушка:

         Вериги двупудовые

         По телу опоясаны,

         Зимой и летом бос,

         Бормочет непонятное,

         А жить – живет по-божески:

         Доска да камень в головы,

         А пища – хлеб один.

         Чудён ему и памятен

         Старообряд Кропильников,

         Старик, вся жизнь которого

         То воля, то острог.

         Пришел в село Усолово:

         Корит мирян безбожием,

         Зовет в леса дремучие

         Спасаться. Становой

         Случился тут, все выслушал:

         «К допросу сомустителя!»

         Он то же и ему:

         – Ты враг Христов, антихристов

         Посланник! – Сотский, староста

         Мигали старику:

         «Эй, покорись!» Не слушает!

         Везли его в острог,

         А он корил начальника

         И, на телеге стоючи,

         Усоловцам кричал:

         – Горе вам, горе, пропащие головы!

         Были оборваны, – будете голы вы,

         Били вас палками, розгами, кнутьями,

         Будете биты железными прутьями!..

         Усоловцы крестилися,

         Начальник бил глашатая:

         «Попомнишь ты, анафема,

         Судью ерусалимского!»

         У парня, у подводчика,

         С испуга вожжи выпали

         И волос дыбом стал!

         И, как на грех, воинская

         Команда утром грянула:

         В Устой, село недальное,

         Солдатики пришли.