А грудь? Илья-пророк

         По ней гремит – катается

         На колеснице огненной…

         Все терпит богатырь!

         И гнется, да не ломится,

         Не ломится, не валится…

         Ужли не богатырь?

         «Ты шутишь шутки, дедушка! —

         Сказала я. – Такого-то

         Богатыря могучего,

         Чай, мыши заедят!»

         – Не знаю я, Матренушка.

         Покамест тягу страшную

         Поднять-то поднял он,

         Да в землю сам ушел по грудь

         С натуги! По лицу его

         Не слезы – кровь течет!

         Не знаю, не придумаю,

         Что будет? Богу ведомо!

         А про себя скажу:

         Как выли вьюги зимние,

         Как ныли кости старые,

         Лежал я на печи;

         Полеживал, подумывал:

         Куда ты, сила, делася?

         На что ты пригодилася? —

         Под розгами, под палками

         По мелочам ушла!

         «А что же немец, дедушка?»

         – А немец как ни властвовал,

         Да наши топоры

         Лежали – до поры!

         Осьмнадцать лет терпели мы.

         Застроил немец фабрику,

         Велел колодец рыть.

         Вдевятером копали мы,

         До полдня проработали,

         Позавтракать хотим.

         Приходит немец: «Только-то?..»

         И начал нас по-своему,

         Не торопясь, пилить.

         Стояли мы голодные,

         А немец нас поругивал

         Да в яму землю мокрую

         Пошвыривал ногой.

         Была уж яма добрая…

         Случилось, я легонечко

         Толкнул его плечом,

         Потом другой толкнул его,

         И третий… Мы посгрудились…

         До ямы два шага…

         Мы слова не промолвили,

         Друг другу не глядели мы

         В глаза… а всей гурьбой

         Христьяна Христианыча

         Поталкивали бережно

         Всё к яме… всё на край…

         И немец в яму бухнулся,

         Кричит: «Веревку! лестницу!»

         Мы девятью лопатами

         Ответили ему.