Стояли мы голодные,

         А немец нас поругивал

         Да в яму землю мокрую

         Пошвыривал ногой.

         Была уж яма добрая…

         Случилось, я легонечко

         Толкнул его плечом,

         Потом другой толкнул его,

         И третий… Мы посгрудились…

         До ямы два шага…

         Мы слова не промолвили,

         Друг другу не глядели мы

         В глаза… а всей гурьбой

         Христьяна Христианыча

         Поталкивали бережно

         Всё к яме… всё на край…

         И немец в яму бухнулся,

         Кричит: «Веревку! лестницу!»

         Мы девятью лопатами

         Ответили ему.

         «Наддай!» – я слово выронил, —

         Под слово люди русские

         Работают дружней.

         «Наддай! наддай!» Так наддали,

         Что ямы словно не было —

         Сровнялася с землей!

         Тут мы переглянулися…

          Остановился дедушка.

         «Что ж дальше?»

         – Дальше – дрянь!

         Кабак… острог в Буй-городе.

         Там я учился грамоте,

         Пока решили нас.

         Решенье вышло: каторга

         И плети предварительно;

         Не выдрали – помазали,

         Плохое там дранье!

         Потом… бежал я с каторги…

         Поймали! не погладили

         И тут по голове.

         Заводские начальники

         По всей Сибири славятся —

         Собаку съели драть.

         Да нас дирал Шалашников

         Больней – я не поморщился

         С заводского дранья.

         Тот мастер был – умел пороть!

         Он так мне шкуру выделал,

         Что носится сто лет.