В стороне от работорговца, в самом затемненном углу, расположился Конан. Он выпил достаточно пива, чтобы его лицо приобрело менее мрачное выражение, но не настолько, чтобы разделить компанию с женщинами. Северянин наблюдал, как другие, сбросив всю свою цивилизованность, скатываются не только к дикости, достойной варвара вроде него, но и постепенно впадают в детство, сохраняя тягу к взрослым удовольствиям. Безусловно, такое поведение для киммерийца не было в диковину. Подобным образом вели себя представители всех варварских племен от Нордхейма до Черных Королевств. И все же, те празднования, в которых ему самому многократно доводилось участвовать, несколько отличались от этого. Там все проходило по чести.

Не претендующие на звание цивилизованного человека не испытывали ни малейшей потребности убеждать кого-либо в обратном. Добыча в грабительских набегах доставалась сильнейшему, и никто не видел в том порока. Женщины также принадлежали сильным. Обладание ими обеспечивало удовольствие и комфорт. Воин зарабатывал право на все эти вещи своим мужеством и умением, быстротой и опытом. Варвары знали и уважали это. Даже окажись среди них трус, пробующий плести интриги, острый ум обнаружил бы такого, а сила разрушила бы паутину заговора.

Однако Конан не смотрел на команду «Шершня» с презрением. Скорее это было схоже со снисхождением взрослого человека, наблюдающего детскую возню. В отличие от охранников охранники каравана в большинстве своем разбежавшихся и уже, наверное, находившихся в Зингаре, пираты усердно работали, а некоторые сложили головы ради победы. И теперь женщины вознаграждали своих освободителей всем тем, что могли предложить. Рабство низвергло их почти до животного состояния. Обретенная же свобода вновь даровала им шанс обрести человеческий облик, поэтому горячее желание бывших невольниц отпраздновать свое, по сути, второе рождение никого не должно было удивлять.

Артус поднялся из-за центрального стола и широко развел руки, чуть не повалив при этом на пол двух полуголых прелестниц.

— Есть ли тут хоть один, кто лучше меня? Найдется ли крепкая рука, способная побороть мою?

Морские разбойники притихли. Один дородный пират, отодвинувшись подальше, схватил пивную кружку, чтобы быстро опрокинуть в рот ее содержимое, но в это время его товарищ удержал запястье здоровяка и толкнул в плечо. Пират, взревев от неожиданности, извергнул пенный напиток себе на штаны. Правда, через мгновение он уже смеялся вместе с остальными над собственной неловкостью.

Артус указал на Конана.

— Ну, киммериец. Покажи этим увальням, каким должен быть настоящий мужчина.

Конан покачал головой. Конечно же, Артус не нуждался ни в каких соперниках, и ему нечего было доказывать собравшимся в таверне. Скорее всего, кто-то поспорил с ним на кружку пива. Или одна из женщин стала многообещающе покусывать его ухо, вот он и решил покрасоваться. Таким Артус был всегда, по крайней мере, сколько помнил его Конан.

Зингарец тряхнул своими длинными косичками, которые рассыпались по широким плечам пирата.

— Неужели время, проведенное вдали от льда и снега, размягчило тебя, северянин?

Киммериец подался вперед. Он знал, что Артус не оставит попыток раззадорить его. Не для того, чтобы убедить всех в своем превосходстве, а как человек, стремящийся спасти друга. Обычно Конан сидел тихо в сторонке наедине со своими мыслями, но, по мнению Артуса, варвар поступал так слишком уж часто с момента возвращения.

«А вдруг он прав?» — подумал киммериец, не в состоянии дать ответ на этот вопрос. В действительности Конан чувствовал себя не хуже, чем прежде. Однако, наступали периоды, когда к нему в душу закрадывалась тоска по чему-то ушедшему навсегда. Это ощущение не делало его слабым, но выбивало из равновесия, словно в любой момент он мог упасть и уже не подняться.