|
Тут входная дверь открылась и вошел X. В полумраке передней он показался мне красивым, как актер (такие люди часто смотрятся в зеркало), и пошловатым. Я подумал, печально, совсем без злорадства: «Какой же у нее плохой вкус...» Смитт вошел в круг света; на щеке его, как знак отличия, багровели огромные пятна. Я был к нему несправедлив, навряд ли он смотрелся в зеркало. Мисс Смитт сказала: — Мой брат Ричард. Мистер Бриджес. У мистера Бриджеса сыну плохо. Я их пригласила зайти. Он пожал мне руку, глядя на мальчика. Рука была сухая, горячая. — Вашего сына я видел,сказал он. — На Коммон? — Вполне возможно. Он был слишком властен для этой комнаты, он не подходил к ситцу. Интересно, сестра тут и сидит, когда они в другой комнате, или ее куда-нибудь отсылают? Ну вот, я его увидел. Оставаться было незачем... Но возникли новые вопросы. Где они познакомились? Кто заговорил первым? Что она в нем нашла? Как давно, как часто они друг с другом? Я знал наизусть ее слова «...только начинаю любить, но мне надо отдать все и всех, кроме тебя», и смотрел на пятна, и думал, что защиты нет — у горбуна, у калеки есть то, что приводит в действие любовь. — Зачем вы сюда пришли? — вдруг спросил он. — Я говорил мисс Смитт, мой знакомый, Уилсон... — Я не помню вас, но помню вашего сына. Он протянул и убрал руку, словно хотел коснуться мальчика. Глаза у него были какие-то отрешенно-ласковые. — Не бойтесь меня,сказал он.Я привык, что сюда ходят. Поверьте, я хочу помочь вам. Мисс Смитт объяснила: — Люди часто робеют. Я уже совершенно ничего не понимал. — Один мой знакомый, Уилсон... — Вы знаете, что я знаю, что никакого Уилсона нет. — Если вы мне дадите книгу, я найду его адрес. — Садитесь,сказал он, невесело глядя на мальчика: — Да я пойду. Артуру получше, а Уилсон... Я ничего не понимал, мне было не по себе. — Идите, если хотите, а мальчика оставьте тут... на полчасика, хорошо? Я бы с ним поговорил. Мне пришло в голову, что он узнал его и хочет допросить. — Что ж говорить с ним? Спрашивайте меня. Всякий раз, как он поворачивался чистой щекой, я злился, увидев больную — затихал и ничему не верил, как не верил, что здесь, рядом с этим ситцем, рядом с мисс Смитт, может существовать вожделение. Но отчаяние всегда найдет слова, и оно спросило: «А что, если это не вожделение, а любовь?» — Мы слишком взрослые,сказал он.Его учителя и священники только начали портить ложью. — Ни черта не понимаю,сказал я и быстро прибавил: — Простите, мисс Смитт. — Вот, вот! — сказал он.Помянули черта. Могли бы сказать: «О Господи!» Я решил, что он шокирован. Может быть, он нонконформист-священник, она же сказала: работает по воскресеньям. Как странно, однако, что Сара связалась с таким! Она как будто стала не так важна, ведь роман ее — анекдот какой-то, и над ней можно посмеяться где-нибудь в гостях. На секунду я от нее освободился. Мальчик сказал: — Мне плохо. Можно еще соку попить? — Нет, надо его уводить,сказал я.Спасибо вам большое.Я старался не терять пятен из виду.Простите, если я вас обидел. Я не хотел. Понимаете, я не разделяю ваших религиозных взглядов... Он удивленно посмотрел на меня. — Каких взглядов? Я ни во что не верю. — Мне показалось. |
