Но Консуэло, пораженная голосом всадника, наклонилась, чтобы при свете луны рассмотреть черты его лица, и вдруг,
бросившись между ним и Порпорой, воскликнула:
- Вы ли это, господин барон фон Рудольштадт?!
- Да, это я, синьора, - ответил барон Фридрих, - я, брат Христиана и дядя Альберта. Я самый. А это действительно вы! - проговорил он, тяжко
вздыхая.
Консуэло была поражена его печальным видом и холодностью, проявленной при встрече с ней. Он, всегда так рыцарски-любезно обращавшийся с
ней, не поцеловал ей руки и даже не подумал прикоснуться к своей меховой шапке, чтобы приветствовать ее, а удовольствовался только тем, что,
глядя на нее с растерянным видом, все повторял:
- Да, это вы, действительно вы.
- Расскажите же, что происходит в Ризенбурге? - с волнением спросила Консуэло.
- Расскажу, синьора, жду не дождусь обо всем рассказать вам.
- Так говорите же, господин барон! Расскажите мне о графе Христиане, о госпоже канониссе, о...
- Да, да, сейчас расскажу, - ответил Фридрих, теряясь все больше и больше и как будто совсем ошалев. - А граф Альберт? - снова спросила
Консуэло, испуганная его поведением и растерянным видом.
- Да! Да! Альберт... увы! Да! - бормотал барон. - Сейчас расскажу вам о нем...
Но он так ничего и не сказал и, несмотря на все расспросы девушки, оставался почти столь же нем, как статуя Непомука.
Порпора начинал терять терпение: маэстро прозяб и жаждал поскорее добраться до хорошего убежища, к тому же он был немало раздосадован этой
встречей, которая могла произвести сильное впечатление на Консуэло.
- Господин барон, - обратился он к нему, - завтра мы засвидетельствуем вам свое почтение, а теперь разрешите нам отправиться поужинать и
обогреться... Мы нуждаемся в этом больше, чем в приветствиях, - прибавил старик сквозь зубы, влезая в карету, куда он уже втолкнул Консуэло
против ее воли.
- Но, друг мой, - проговорила она, волнуясь, - дайте мне узнать...
- Оставьте меня в покое! - грубо оборвал он ее. - Этот человек идиот, если только он не мертвецки пьян, и, проведи мы на мосту хоть целую
ночь, он не был бы способен изречь ни одного разумного слова.
Консуэло была в страшной тревоге.
- Вы безжалостны, - сказала она маэстро в то время, как карета съезжала с моста в старый город. - Еще миг, и я узнала бы то, что интересует
меня больше всего на свете...
- Вот как! Значит, все по-прежнему? - сердито проговорил Порпора. Этот Альберт так и будет вечно торчать у тебя в голове? Хорошенькую,
нечего сказать, заполучила бы ты семейку - такую веселенькую, такую благовоспитанную, судя по этому дуралею, у которого шапка, по-видимому,
приклеена к голове, ибо он, увидав тебя, даже не удостоил чести приподнять ее.
- Это семья, о которой вы еще недавно были такого высокого мнения, что отправили меня туда, как в спасительную гавань, наказывая как можно
больше уважать и любить всех ее членов. - Что касается последней части моего наказа, ты, как я вижу, даже слишком хорошо его выполнила...
Консуэло собиралась было возразить, но успокоилась, заметив барона Фридриха, едущего верхом рядом с каретой: он, видимо, решил сопровождать
их. Когда она выходила из кареты, старый барон стоял у подножки; протягивая ей руку, барон любезно просил ее принять его гостеприимство, ибо он
приказал кучеру везти их не на постоялый двор, а к себе в дом. |