— Почему же? — не понял Диего Вирт.

— Потому что каждый орилоун — лишь- часть общей формулы, часть процесса, неспособная к законченному преобразованию, то есть к. волеразумному действию. Ну, как бы часть тела, «усыхающая» при отделении. Они не могут долго находиться вне «общества», запас преобразо­ваний слишком мал для полноценного обмена информа­цией, и, достигнув «потолка», когда дальнейшие процессы обмена идти не могут, орилоуны «засыпают».— Ян поду­мал и добавил:— Или умирают. Для меня же самое по­разительное состоит в том, что они все время изменяются, каждую секунду, каждый миг. Например, «конь», что при­нес на себе нашего Мориона, уже далеко не тот, что был вначале. Да, я бы остался здесь...

— В чем же дело? — спокойно отозвался Грехов.— Ос­тавь двойника, для тебя они сделают исключение.

— Не понял!

— Мы для мира Орилоуха представляем посторонние включения, мусор, грязь, а вернее, нечто вроде информа­ционного «вируса», искажающего адекватность и чистоту внутренних преобразований. Когда-то давно орилоуны весьма жестоко расправлялись с нашими разведчиками и контактерами, пока те не прекратили исследования.

— Что ж, если вы договоритесь с ними, я оставлю дубль, а на обратном пути заберу,— сказал Ян Тот.

Морион ждал товарищей возле одной из елок высотой в полсотни и диаметром основания в сто метров. Форма елки изменилась уже в тот момент, когда к ней прибли­зился чужанин, а когда подошли остальные члены экипа­жа, она и вовсе превратилась в сложнейший конгломерат морозных узоров. Чем-то этот конгломерат походил на «се­рого призрака» в момент размышления, и Ставр поделился впечатлением с Греховым.

— У тебя хорошая интуиция,— рассеянно сказал Габри­эль, разговаривая одновременно с чужанином.— Сеятели — конечная стадия развития форм жизни, которое образует цепочку: Тартар — Чужая — Орилоух — цивилизация «се­рых призраков». Все они одного корня, но разного уровня выхода в наш мир. Сеятели эволюционировали на милли­оны лет раньше, только и всего.

Ставр уже слышал подобную версию от Яна Тота, но, получив подтверждение Грехова, все же пережил несколько удивительных мгновений соприкосновения с тайной. Чужа­нин, Грехов и Ян уже скрылись в недрах орилоухского спей­сера, а Ставр все еще дивился на него, пока развеселившийся Диего не подтолкнул Панкратова в спину:

— Смелей, эрм, еще не то узнаешь.

— Ну и дела!

— Это уж точно.

И они заторопились на зов руководителя экспедиции.

Внутри корабль орилоунов ничем не отличался от «тон­неля», по которому только что «путешествовали» земляне: ни одного источника света, но прекрасная видимость, кра­сивые, гармоничные изгибы белоснежно-хрустально-серебри­стых стен с «морозным» рисунком, бегущие по потолку «жи­вые» сталагмиты, разглядывающие гостей, какие-то ниши, большие и маленькие залы, заросшие перепонками и ледяной паутиной. Но ничего из быта людей гости не увидели, хотя Ставр подспудно ожидал каких-то волшебных превращений, хотя бы визуально имитирующих земные условия. Единст­венными понятными предметами, попавшимися на глаза, оказались вполне земные — с виду снежные — кресла, предложенные пассажирам в одном из залов.

Пол в этом заде был похож на замерзшую речную гладь с редкими барашками и волнами, потолок напоминал ароч­ное перекрытие из невероятной красоты изогнутых балок.

— Садитесь,— кивнул на кресла Грехов.— Хозяин сам знает, что делать, а во время полета нам придется до­вольствоваться своими запасами.