«Вместо паровоза роскошный кабинет. Начнем на полированном столе, закончим на кожаном диване», — фантазировал Денис.

Я смущен. Какой кабинет на автомойке?

В другом послании Злата волнуется:

«Лупик не успокоился. Грозит тебя посадить».

«Героя не посадят».

«А ты герой?»

«Не сомневайся!»

Шмель, и правда, решительный и смелый. Или безбашенный. Герои — они такие. Однажды он под видом Русика, знавшего украинский язык, пошел со штурмовым отрядом Вепря в рискованную ночную вылазку и помог одурачить противника, чтобы взять опорный пункт. Русик получил медаль за отвагу, а Шмель безоговорочную преданность Русика, нашего оператора беспилотника.

Вечером перед роковой ночью, за несколько часов до взрыва боекомплекта, Злата упомянула о встрече с неким Краско.

«Приехала в Луганск. Была у Краско. Встретил лучше, чем в первый раз. Клеился, предложил выпить. Я сделала, как ты сказал».

Луганск, Краско — вертится в голове. И память подсказывает, наш Русик из Луганска, по имени фамилии — Руслан Краско! У какого Краско была Злата? Как он связан с нашим Русиком?

«И?» — задал вопрос Шмель.

«Я получила деньги. Он выпил и уснул, я ушла».

«Струсила? Мне надо знать точно!» — упрекал Шмель, передавая восклицательным знаком свое недовольство.

«Я сделала это!»

Через немые буквы я слышу голос Златы. Она в отчаянии. Шмель вечно думал о деньгах и завлек ее в какую-то мутную историю. Не поэтому ли она скрывается?

И последнее сообщение от Златы:

«Я боюсь. За тебя, за себя, за всех. Будь осторожен».

В голове поднимается вязкая муть. Мысли разлетаются, как перепуганные выстрелами птицы. Злата предчувствовала беду? Или что-то знала? Зачем она ездила в Луганск? У какого Краско была за несколько часов до гибели нашего расчета? И что сделала по указке Шмеля?

Ответов нет. Впрочем, я искал ответ на главный вопрос: кто предатель? И продвинулся — Шмель отпадает. Он наши координаты врагу не сливал.

Беру следующий разбитый телефон. В уставших руках аппарат рассыпается на мелкие детали. Так я их окончательно испорчу. Пусть лучше мне поможет специалист. Мне надо в Луганск, к Кутузову.

Я спрашиваю у торговцев:

— В каких домах сейчас вставляют окна?

Восстановление города — вторая тема после новостей с линии фронта. Мне охотно подсказывают, говорят, как пройти.

Следуя их советам, я подхожу к зданию школы. Там кипит ремонт. Нахожу знакомую «газель» для перевозки окон. Водитель Валера жует бутерброд и рад встрече. Он разгрузил пластиковые рамы и готов везти меня в Луганск.

В кабине «газели» глаза натыкаются на рекламную наклейку на торпеде. «Краскопласт» — европейские окна для Донбасса».

Я по-новому осмысливаю название производителя окон. Интересуюсь:

— Валера, ваш завод и краску выпускает?

— Нет. Только окна. Зато какие!

Указываю на рекламу:

— А почему «КрАскопласт»?

— Не крАско, а КраскО! — Валера делает ударение на последнем слоге. — Краско — фамилия владельца завода. Крепкий был хозяин, Николай Краско.

— Был? А где она сейчас?

— Помер. Не на войне, дома. Вроде, уснул, и с концами. От сердца в тылу гибнут не меньше, чем от снарядов.

Я вспоминаю переписку Златы с Денисом. Имя Краско она не упоминала, но речь шла о деньгах. У кого их брать, как не у бизнесмена.

— Когда ваш директор умер?

— С месяц как. Или больше.

— И кто вместо него?

— Сынок руководит.