Я жду головной боли, трогаю нос в надежде напороться на ложь и вытрясти настоящую правду. Боли нет, в голове лишь досада — мне говорят правду.

Где же ты, Злата? После рассказа Чеха «Кто??» мне нужно увидеть тебя непременно. Кража из тайника отходит на второй план по сравнению с твоим признанием.

В дороге я пришел к выводу, что текст не выдумка автора, а реальная переписка, скопированная из чата. Зачем Чеху придумывать такое про родную сестру? Да и внутренние терзания девушки он бы не смог так умело передать, все-таки не Чехов.

Злата была взволнованна и расстроена одновременно. На словах решительна, а в душе неуверенна. Она сообщила брату две новости, не из разряда — плохая и хорошая. Обе меня травмируют, одна сильнее другой. Чех тоже был озадачен, подавлен и поэтому ушел в себя.

Я помню его взгляд перед роковой ночью. Чех хотел что-то спросить или поделиться проблемой, а я отмахнулся. Там на передке все житейские проблемы меркнут перед главной: как выжить, чтобы победить. Мы выжили после тяжелого боя, «вагнеровцы» победили. Но это не гарантирует, что завтра нас ждет такой же финал. Каждый день на линии боевого соприкосновения, как новая жизнь. И новая смерть.

Шмель тоже был погружен в собственные мысли и не захотел слушать Чеха. Назавтра это уже не имело значения. Друзья избавились от всех проблем на этом свете. А я приобрел новую — контуженную голову.

В родном дворе я брожу от подъезда к подъезду, останавливаю людей и показываю фотографию Златы. Результат прежний. Злата Солнцева давно не появлялась в нашем городе.

Пока я расспрашиваю жильцов, кто-то сообщает о моем появлении Максу Лупику. Он спешит. Желтый «шевроле», как инопланетный корабль, вползает в старый двор и радует своим видом стайку мальчишек. Я узнаю пилота с соломенной челкой и не разделяю их восторга.

Опускается стекло. Лупик сплевывает сквозь щербинку в зубах и говорит так, будто теперь уже сплевывает слова:

— Контуженый явился. С тебя должок. Почему со стариками не разобрался?

Я припоминаю неприятный разговор про отжатие земельного участка под автомойку. Я не собирался пугать стариков, просто тянул время.

— Из головы вылетело и адрес потерял, — непринужденно отвечаю я.

— Мне нашептали, что ты кредит погасил, миллионный. А предкам твоих дружков похоронные отстегнули. Факт!

Я подхожу ближе.

— Завидуешь мертвым? Вперед и с песней. Тебе купюрами гроб украсить или с собой заберешь?

— Контуженый, не хами. Дал слово — выполняй! Или мне ущерб с процентами у безутешных родителей выбивать?

Выбить хочется мне. И не деньги, а зубы на самоуверенной роже Макса. Я наклоняюсь к окошку и предупреждаю:

— Не вздумай трогать родителей.

Макса радует мой угрожающий вид:

— Вот такой ты мне нравишься! — Он переходит на шепот: — Бери ствол и погнали к стрикам. Научим их уважать бизнес.

После секундного размышления я киваю. С таким типом, как бизнесмен Лупик, ствол не помешает.

Возвращаюсь в «шевроле» с пистолетом Макарова. Храню оружие в пакете, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Демонстрирую пистолет Максу. Он в восторге. Достает ПМ, осматривает, хватает то одной рукой, то двумя, целится в голубей.

— Убойная вещь!

— Не играйся.

— Сделаем дело, научишь стрелять?

— Может, и со стариками без меня справишься?

Лупик возвращает пистолет в пакет, заводит машину и лыбится:

— Не буду отнимать хлеб у Контуженого.