|
- Говори, Фулата, я все повторю ему. - Скажу Бугвану, моему господину, что я... люблю его и рада умереть, потому что знаю, что он не может связать свою жизнь с моею, ибо как солнце не может сочетаться с тьмой, так белый человек не может сочетаться с черной девушкой. Скажи ему, что временами я чувствовала, словно в моей груди бьется птица, которая рвется вылететь оттуда и петь. Даже сейчас, когда я не могу поднять руку и мой мозг холодеет, я не чувствую, что сердце мое умирает. Оно так полно любовью, что, если бы я жила тысячу лет, оно все еще было бы молодо. Скажи ему, что, если я буду жить вновь, может быть, я увижу его на звездах... Я буду искать его там повсюду, хотя, возможно, и тогда я буду черной, а он белым. Скажи ему... нет, Макумазан, не говори ничего, кроме того, что я люблю... О, прижми меня ближе к себе, Бугван, я больше не чувствую твоих объятий... О Бугван, Буг... - Она умерла! Умерла! - воскликнул Гуд, поднимаясь на ноги. По его лицу текли слезы. - Не стоит так отчаиваться, старина, - сказал сэр Генри. Гуд вздрогнул: - Что вы хотите этим сказать? - Я хочу сказать, что вы очень скоро разделите ее судьбу и последуете за нею. РАЗВЕ ВЫ НЕ ВИДИТЕ, ЧТО МЫ ЗДЕСЬ ЗАЖИВО ПОГРЕБЕНЫ? Мы были до такой степени потрясены трагической смертью Фулаты, что, пока сэр Генри не произнес этих слов, до нашего сознания не дошел еще весь ужас нашего положения. Теперь мы поняли все. Огромная скала опустилась, вероятно, навсегда, так как единственный мозг, знавший тайну двери, лежал раздавленным под ее тяжестью. Нельзя было и думать о том, чтобы взломать эту дверь, разве лишь при помощи большого количества динамита. Мы оказались в западне. В течение нескольких минут мы стояли, оцепенев от ужаса, над распростертым телом Фулаты, совершенно подавленные сознанием того, что нам предстоит медленная и мучительная смерть от голода и жажды. Казалось, что мужество нас покинуло. Нам стало все ясно: эта женщина-дьявол, Гагула, заранее подготовила эту ловушку. Это была как раз одна из тех "шуток", которую могло породить только ее адское воображение, только в ее злорадном мозгу мог созреть такой зловещий план - сразу погубить трех белых людей, которых она почему-то всегда ненавидела, заставить их медленно умирать среди сокровищ, к которым они так жадно тянулись. Теперь я понял смысл ее насмешек, когда она, носясь, как летучая мышь, по пещере, предлагала нам "есть и пить алмазы". Быть может, кто-нибудь хотел посмеяться таким же образом над бедным старым да Сильвестра, иначе отчего же он так внезапно бросил наземь козью шкуру с драгоценными камнями? - Надо взять себя в руки, - сказал сэр Генри хриплым от волнения голосом. - Лампа скоро погаснет. Пока она горит, поищем, не найдем ли мы пружину, приводящую в действие скалу. С энергией отчаяния мы бросились ко входу и, стоя в липкой крови, стали исследовать дверь и стены прохода по всем направлениям. Но мы не могли нащупать ничего, что напоминало бы рычаг или пружину. - Будьте уверены, - сказал я, - что с этой стороны дверь открыть нельзя. Если бы она открывалась изнутри, Гагула не рискнула бы бросится в щель под опускающуюся скалу. Она это знала и поэтому пыталась бежать во что бы то ни стало, будь она проклята! - Во всяком случае, - сказал сэр Генри с нервным смехом, - возмездие пришло очень скоро. |
