|
Но так только казалось. Рассказы о тех днях — сплав ужаса и надежды. Мне так и видятся толпы обездоленных, стоявших в очереди перед вооруженными людьми. Отбирающие в противогазах и тяжелых защитных костюмах ходили вдоль цепи, рассматривая, выбирая. Время от времени они трогали за плечо кого-нибудь из несчастных, и этот жест означал, что выбранный, мужчина или женщина, может зайти в катакомбы, в безопасность. Представляю себе напряжение тех мгновений, в которые человек вынужден был выбирать между безопасностью убежища и своими чувствами. Представляю себе девушку… Она молода и очень красива. Она выглядит здоровой. Человек с противогазом и сипящим дыханием грубым жестом велит ей войти, шагнуть за спины трех вооруженных мужчин. Девушка оборачивается, чтобы посмотреть на свою семью. Очерствеет ли в этот момент ее сердце? Спустится ли она в подземелье, выбрав жизнь, или останется умирать снаружи, на ядовитом воздухе? Девушку, ясное дело, спасают не из великодушия. Простое стремление к комфорту. Девушка красива. Ее появление уменьшит диспропорцию между мужчинами и женщинами в подземелье. Трое руководителей общины имеют свои привилегии. Потом настанет очередь солдат. В конце концов, спустя несколько недель, ее отдадут какому-нибудь холостяку, который сможет заплатить больше всех. Такова жизнь. Солдаты впускают ее. Снова закрывают решетку. Резкий металлический скрип петель звучит как злой смешок. После того как девушка спустилась в подземелье и решетка была заперта, трое вооруженных мужчин, оставшихся снаружи, заставили отверженных беженцев вынуть все из карманов. Их багаж к тому моменту уже лежал на земле. В этих сумках, на грузовых и в обычных тележках из супермаркета с изношенными колесами, лежало все подряд: еда, ценные вещи, спасенные из пламени книги. Охранники отвели беженцев за дом. Там находилась яма, покрытая пластиковым полотнищем. Когда один из троих снял полотно, туча мух поднялась в воздух. Пока пленники еще силились понять, что с ними будет дальше, раздался щелчок предохранителя. Последний звук перед выстрелом. Иногда, если группы были маленькие, их отводили вниз, создавая у них чувство, что они в безопасности, а потом до смерти забивали палками, как кроликов. Иногда, когда времени было мало, а пленников — слишком много, их замуровывали живьем, обваливая одну из галерей. Разумеется, предварительно у них отбирали все их имущество — в качестве платы за вход. Появление беженцев из Ватикана поставило эту технику отбора под вопрос. Максим рассказал мне об этом памятном дне. У входа в катакомбы уже довольно долгое время не появлялось ни одного человека. Ни одно облако пыли не поднималось в оледеневшей тундре, когда-то бывшей плодородной римской землей. Должно быть, известия о том, что они делали с беженцами, каким-то образом распространились. Возможно, кто-то наблюдал «отбор», спрятавшись за стеной. Либо из города больше никто не выходил. Ситуация в катакомбах приближалась к критической: в округе не осталось ни одного неразграбленного магазина или жилища. Полки двух ближайших супермаркетов были уже пусты, а экспедиции, отправленные в более отдаленные магазины, вернулись ни с чем. Сто пятнадцать обитателей катакомб святого Каллиста были вынуждены все жестче экономить еду. Ходили слухи, что кто-то строил план выживания, предполагающий потребление человечины. На этом слухи не останавливались: шептались о том, что в жилищах верхушки на стол иногда подавалось «странное мясо». Естественно, это были только слухи. Естественно. Но однажды все резко изменилось. |
