|
Это меновая валюта, тем более ценная потому, что никто больше не способен произвести ее. А виски — самая дорогая валюта из всех. В отличие от кофе и сигарет, алкоголь можно пить даже двадцать лет спустя. Но в качестве валюты он гораздо ценнее. Пить его было бы так же абсурдно, как в старые времена использовать банкноту в сто евро для разжигания огня. Ценность имущества определяется его дефицитностью. — «Мальборо», — натянуто улыбается Альбани в ожидании эффекта, который произведут его слова. Бун пучит глаза от удивления. — Затем, двести патронов. Вы сами выберете калибр. Ну и наконец… Последнее слово похоже на приманку, надетую на крючок. Как хороший рыбак, кардинал, прежде чем дергать, дает приманке опуститься на дно. — Десять процентов от всего того, что вы доставите из Венеции. — Десять процентов каждому? Альбани смеется, искренне развеселившись. Качает головой: — Всего десять процентов, которые вы разделите между собой. Я, конечно, одет в красное, но я не Санта Клаус… На самом деле, единственным красным предметом его одежды является красная кардинальская шапочка, а в остальном, он, как и все гражданские Нового Ватикана, одет в обычный комбинезон, хоть скроенный по фигуре и из хорошей материи. Этот костюм не идет ему. Его живот так выдается, что прелат кажется беременным. Длинные одежды, которые кардиналы носили раньше, скрыли бы этот недостаток. — Может, Вы и не Санта Клаус, но предложение — просто пальчики оближешь, — заключает Бун, развалившись на стуле и закрывая глаза, как будто бы уже видя в мечтах свою награду. — И слава за исполнение жизненно важной для Ватикана миссии, — прибавляет кардинал, но на этот раз его слова не имеют столь оглушительного успеха. — Хорошо, мальчики, — поднимаясь, отрезает Дюран. — Вы слышали его высокопреосвященство. Вас ждет огромная награда. И слава, естественно. Он отдает кардиналу небольшой поклон. — Когда мы отправляемся? Прежде чем прошептать ответ, Фердинандо Альбани закрывает глаза. — Этой ночью. 3 ЗА ВСЯКИМ БОЛЬШИМ СОСТОЯНИЕМ КРОЕТСЯ ПРЕСТУПЛЕНИЕ Меня удивило спокойствие, с которым солдаты принимают сообщение о немедленном отправлении. Мне казалось, что предупреждение всего за несколько часов до отправления должно было вызвать бурю протестов. Вместо этого Дюран всего лишь кивает, а потом говорит своим людям: — Встречаемся через три часа. Форма походная. Провизии на три дня. Если хотите попрощаться со своими красавицами, ограничьтесь быстрым перепихоном. Затем Дюран обращается ко мне: — Следуйте за мной, отец Дэниэлс. — Вы можете называть меня Джон. — Пока что предпочитаю «отец Дэниэлс». Идемте, я отведу вас за снаряжением. Я поворачиваюсь к кардиналу. Альбани ободрительно улыбается. — Идите, отец. Увидимся перед вашим отправлением. Капитан отодвигает портьеру в глубине комнаты. За ней тянется длинный темный коридор. Не дожидаясь меня, Дюран выходит. Я следую за ним. Стены коридора неровные и пахнут землей и ржавчиной. — Узкий, правда? — комментирует Дюран, невидимый в темноте, а затем добавляет: — По крайней мере, в нем не заблудишься. Только прямо. Держитесь за стены… Как будто у меня есть выбор. У меня не очень широкие плечи, и все же временами в особенно тесных местах приходится двигаться боком. После нескольких десятков шагов коридор выводит в открытое пространство — тут ни капли не светлей. Дюран останавливает меня, кладя руку мне на плечо. Вдруг неизвестно откуда раздается голос. |
