Девушка длинно и тоскливо вздохнула.

Таманская армия далеко не ушла — надо же было «оприходовать» припасы, захваченные в безымянном селе. И красноармейцы устроились «на обед» у крошечного полустанка — белая степь вокруг с чёрными проплешинами голой земли, синие горы впереди, а посерёдке станция из тёмно-красного кирпичу.

Кое-кто из толпы заметил с беспокойством, что это опасно — останавливаться на железной дороге, но от него сразу отмахнулись голодные и жаждущие:

— Що такэ будэ? Чи с глузду зъихав, бодай ёго, чи шо!

— Начальник, мать вашу!

— Али в погонах ходил?

— Та вин давно сризав их!

— Та вы послухайте… Що ж лаетесь, як кобели?

— Да пошел ты к такой-то матери!

И заткнулись осторожные, перестали нудить…

…Сена коням было вдоволь. Хлопцы вышибали пробки из винных бочек и щедро лили гранатового цвета струю по мятым кружкам, переходящим из рук в руки, изо рта в рот.

— А моя кружка где? — задала вопрос Полынова, роясь в вещевом мешке. — Не у тебя, случайно?

— Ты ж сама складывала, — заметил Антонов.

— Ну и что? Задумалась и к тебе сунула…

«Штык» развязал свой мешок. Дашина алюминиевая кружка лежала сверху.

— Вот, я же говорила! А ложка где?..

Антонов незаметно вздохнул.

Обед варился в походной кухне, багрово-янтарный борщ наливали прямо в вёдра, каждое на восемь человек, и бойцы уплетали его, дружно стуча ложками. А насытившись, таманцы крутили цигарки и предавались воспоминаниям:

— …Не знаю, хто як, — лениво проговорил рябой «червонный казак» с большими оттопыренными ушами, просвечивавшими на солнце розовым, — а мы своё ахвицерьё у море топили. Выводим туда, где глубже, каменюку на шею — и пинка под зад! Благородия и мыряют, идут ко дну, и ногами, ногами дрыгают. Ей-бо, как червячки на крючочках!

— А мы их в речку поскидалы, — делился опытом товарищ рябого — мордатый, черевистый мужик. — Рассуём по мешкам и — бултых!

— По мешкам? — неодобрительно нахмурился осанистый бородач в облезлой шубе из хорька. — Та вы що? Мешков нема, а воны их под ахвицеров! Додумались… Да шаблями бы их порубалы, и усэ!

— Ни ума у вас, ни хвантазии! — снисходительно заметил матросик в бушлате с оторванными рукавами. — Порубали, потопили… И чё? А вот мы кондукторов да мичманков на орудие главного калибра усадили — рядком на ствол, и ноги снизу связали. Как стрельнем, так они все и переворачиваются бошками вниз — ить от выстрела внутрях всё в кашу разжижается!

И никто из смаковавших умертвий даже не заметил паровозного дыма на фоне черневших гор. Даша первой обратила внимание на приближавшийся бронепоезд — не уразумела сперва, что надвигалась смерть, сидела, высиживала долгие секунды, убеждая себя, что, раз ни Ковтюх, ни кто иной не поднимает тревоги, значит, всё хорошо, так и надо. Но вот и таманцы стали вскакивать, вихрем поднялся гомон, волнами разошлась паника.

— «Белые»! Полундра!

— Спасайся кто может!

— Куда, бисовы диты?! Стоять!

— Бей ахвицерьё! Подымай на штыки!

— Бей зараз!

— Коза-аки-и!

— Вста-ва-ай!.. Эй, подымай-ся-а-а!

Даша сбросила с себя томление, вскочила на коня.

— Даш-ка-а! — долетел отчаянный зов Владимира. — В сте-епь!

Полынова развернула скакуна и понеслась прочь, изредка поглядывая через плечо, разбирая зоркими глазами короткое название бронепоезда — «Орёл».