Саид проснулся, провёл рукой по запотевшему стеклу, утёр лицо, шепча утреннюю молитву, и вдруг встрепенулся, привстал даже.

Паровоз засвистел, загудел истошно, резко сбавляя ход.

Авинов сунулся к окну — и увидел человек двадцать или тридцать всадников, понукавших коней с лихим разбойничьим присвистом. Да это и были разбойники!

Спокойный голос малоросса за стенкой сказал:

— Ты дывысь! Цэ ж хлопци батьки Уса! От зараза!

Вагон сильно толкнуло, так, что старый солдат едва не полетел со своей полки.

— Сердар! — крикнул Саид. — Они путь загородили!

В самом деле… Поезд изгибался дугой, вписываясь в поворот, и из окна был хорошо виден завал из шпал, лежавший поперёк рельсов. Вокруг завала сновали бандиты во френчах, кожанках, зипунах. Многие были крест-на-крест перепоясаны пулемётными лентами, на поясах — рифлёные гранаты и револьверы, в руках обрезы или кавалерийские карабины. Состав остановился, а с холмов уже мчались брички и тачанка с пулемётом.

Тут с окном поравнялся всадник в кожаной куртке, перетянутой ремнями, с папахой на голове и со всего размаху ударил прикладом винтовки, вынося стекло.

Авинов, прикрываясь локтем от осколков, выстрелил навскидку. Верный «парабеллум» не подвёл — бандит взмахнул руками и слетел с седла, роняя винтовку.

Сапогом вышибив пильчатые обломки стекла, Кирилл выпрыгнул в окно. Порадовавшись свежему воздуху, не обращая внимания на залихватское гиканье банды, он обернулся к купе и крикнул со злостью:

— Чего ждёте?! Или мы их перестреляем, или они нас! За мной!

Подхватив трофейную винтовку, он перебросил её Батыру.

— Саид, охраняй!

Текинец прекрасно понял, кого ему надо охранять, а солдаты, как ни странно, тоже подчинились Авинову — все трое сиганули следом. Четвёртым был офицер. Бандитская пуля сразила его, когда он готовился спрыгнуть, — земли достигло уже мёртвое тело. Тут же в окне показалась дама из их купе. Бледная, но решительная, она достала из сумки воронёный «кольт», ухватила его двумя руками и открыла огонь на поражение. Одного бандита — во френче с аксельбантами — она свалила, в другого не попала, но угодила в коня — и всадник сломал шею, когда полетел кувырком.

— К завалу! — крикнул Авинов. — Надо его разобрать!

В вагонах загомонили сторонники и противники вмешательства:

— Куда? Чи с глузду зъихав?! Павло!..

— Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас… Святый Боже, святый крепкий…

— Держить його!

— Колы будемо сидеть тут, дождёмся — вырежут до одного! Идтить надо!

Отстреливаясь, солдаты — молодой, старый и с замотанной головой — приближались к паровозу короткими перебежками. Их поддерживали огнём из окон и с вагонных площадок. По ту сторону вагона тоже слышалась частая стрельба — люди толпы, случайно пересекшиеся дезертиры и мешочники, не хотели за здорово живёшь отдавать своё добро и сами жизни.

Меткая пуля сбила с головы Кирилла папаху. Он пригнулся и крикнул:

— Саид, прикрой!

Чувствуя защиту друга, Авинов понёсся наперерез тачанке, пулемётчик которой разворачивал «максим». Первая пуля досталась ему — бандит вывалился на ходу и покатился, нелепо размахивая руками. Вторым выстрелом Кирилл снял возницу, что правил тройкой, запряжённой в тачанку, стоя, лихо крутя вожжами. Лихач как стоял, так и упал — на лошадей. Тело его запуталось в упряжи, лошади шарахнулись, коренник запнулся о тело возницы и упал на колени, а обе пристяжных дико заржали, пытаясь встать на дыбки. Номер им не удался, тачанка остановилась.

Добежав, Авинов запрыгнул в неё, падая на колени перед пулемётом, и судорожно вцепился в спусковые рычаги.