Изменить размер шрифта - +
Город жил так, словно не касалось его противостояние порядка и анархии, «белых» и «красных», — почти все магазины, роскошные и богатые, были открыты, постоянно хлопали двери многочисленных контор, впуская и выпуская армии разносчиков и посыльных. Несмолкаемый шум экипажей, звонки трамваев, говор толпы полнили широкую улицу, отражаясь от стен двух-, трёх-, пятиэтажных зданий.

В самом Ростове бои прекратились — сопротивление было сломлено, большевики ушли в подполье. Кирилла беспокоил казачий полк, не желавший воевать с «красными», а потому не покидавший казарм, но тревожился он зря — в тот же день атаман Каледин в одиночку разоружил полк. Нагрянул в казармы и рявкнул: «Оружие сдать!». И казаки послушались приказа.

После этого случая Корнилов, недолюбливавший Каледина за вялость и нерешительность, уже с большим уважением глядел на войскового атамана.

…Добровольцы непроизвольно подтянулись, построились и зашагали в ногу. Впереди вразвалочку шествовал полковник Тимановский, посапывая трубкой. Откуда ни возьмись, появился генерал Марков. Вернее, сначала Кирилл увидал человека в черкеске, который, задыхаясь, бежал во всю прыть вдоль колонны Офицерского полка, а за ним уже летел генерал и нагайкой хлестал его по спине, приговаривая: «Не воруй, сукин сын! Вот тебе! Вот тебе!»

Невозмутимый Тимановский скомандовал:

— Запевай!

Тенора грянули:

И весь полк гулко, мощно подхватил:

Прохожие останавливались на тротуарах, выстраивались, громко приветствуя или вполголоса проклиная.

Извозчики сворачивали с дороги — по главной улице Ростова ступали Сила и Власть. В город будто пришли Закон и Порядок, предвещая Мир и Покой…

 

Генералы Добровольческой армии поселились в пятиэтажной гостинице «Астория» на Таганрогском проспекте, откуда пешочком прогуливались к дому Парамонова на Пушкинской, где разместился штаб.

Около красивого здания штаба и на парадной лестнице был выставлен офицерский караул. У дверей — часовые.

Стильный колонный зал гудел голосами, сверкал погонами и аксельбантами. Собрались все быховцы — в хорошо сшитом костюме явил себя Деникин. Нарезал круги беспокойный Марков. Переговаривались Романовский и Лукомский, Эрдели и Слащёв. А вот и новенькие — высокий, нетерпеливый Врангель с жёсткими складками у рта, строгий Кутепов, удерживавший Таганрог, толстый Май-Маевский. И Неженцев! Уже в полковничьих погонах.

Митрофан Осипович, краснощёкий и моложавый, тоже заметил в толпе Кирилла и бросился к нему, испытывая радость встречи и не менее понятное стремление новичка оказаться рядом со своим — вдвоём обживаться куда проще, нежели в одиночку.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — весело приветствовал Авинов старшего по званию.

— Отставить, поручик! — воскликнул Неженцев, сияя.

Кирилл спросил осторожно:

— Вы… один добрались?

— Ну нет, одному мне было бы скучно! — рассмеялся командир «ударников». — Пять сотен с собою прихватил, так-то!

— Это здорово! — выдохнул Кирилл. — Это просто здорово!

Внезапно разговоры смолкли — прошёл по толпе последний ропоток — и тишина. Отчётливо прозвучали шаги — в круг вышел генерал Корнилов. В обычном своём кителе, в синих штанах с лампасами он куда больше походил на Верховного правителя России, чем давеча, когда щеголял в гражданском. Тихий ангел пролетел с «маузером» под крылом…

В полном безмолвии Лавр Георгиевич огляделся вокруг и сказал:

— Господа офицеры! Хочу уведомить вас о начале похода. Мы должны соединиться с верными кубанскими войсками и взять Екатеринодар…

Переждав шумок радостного оживления, Корнилов продолжил:

— Наше положение на Дону становится всё более и более тяжёлым.

Быстрый переход