– То-то я вижу, что твое лицо мне знакомо! – пробормотал он.

   А в следующий миг схватил меня за грудки и приподнял над полом. Я думал, что он будет меня бить. Отвечать ему я не собирался – знал, на что шел, готовя такой сценарий. Но ничего страшного не произошло. Игорь подержал меня на весу и осторожно опустил на пол.

   – А я бы врезал! – мечтательно сказал Демин.

   Еще бы ему не злобствовать – в овсянке по самые уши.

   8

   Отсняв сюжет, мы в этом кафе и остались – хотели отметить первую полноценную съемку после годичного перерыва. Нам накрыли стол, и когда мы за него сели, вдруг установилась тишина – полнейшая. Для ребят-операторов и для Светланиного друга Димы причина повисшей тяжелой паузы была неясна, но я-то знал…

   – Помянем, – сказал Демин ставшим вдруг глухим голосом. – Без Сергея Николаевича этой программы не было бы.

   Теперь и новички поняли, что к чему. Мы выпили, не чокаясь. Светлана смахнула с лица слезу. Демин с мрачным видом жевал огурец.

   Я впервые поминал живого человека, но никому не мог объяснить нелепости происходящего.

   – Ничего, прорвемся, – вдруг сказал Илья.

   – У нас получится, – поддержала его Светлана.

   Подразумевалось, что и без Самсонова сможем потянуть программу.

   – Ты, кстати, перед съемкой не сказал никому, что можно, что нельзя, – шутливо погрозила мне пальцем Светлана.

   – Можно все! – веско отозвался я.

   – Ты шутишь! – не поверила Светлана.

   – Повторяю для тех, кто не понял: можно все! Мы не должны себя ни в чем ограничивать. Мы вольные птицы.

   – Ну, крылышки нам в таком случае быстро подрежут, – прозрел наше будущее Демин и закручинился.

   – Пусть! – сказал я. – Кто-то, но не мы сами. Будем снимать, как нравится нам, а кто-то со стороны уже пусть поправит, если мы ошибемся.

   Светлана с сомнением посмотрела на меня.

   – Да! – проявил я упрямство. – Только так! У нас программа такая, тут уж ничего не попишешь. Берем конкретного человека, подстраиваем ему какую-нибудь ситуацию и снимаем происходящее скрытой камерой. Все! Это жизнь в чистом ее проявлении.

   – Жизнь! – пробормотал Демин. – В чистом проявлении! Я прожил сорок лет, но сегодня впервые мне на голову нахлобучили тарелку с овсянкой.

   Все засмеялись.

   – Издержки производства, – примирительно сказал я. – Я ведь тоже едва не схлопотал по физиономии.

   – То-то и оно, что «едва».

   Демин, кажется, до сих пор печалился оттого, что не увидел сцену расправы надо мной.

   – В принципе, конечно, мы можем снимать все что угодно, – сказала Светлана, – но для самих себя мы просто обязаны установить какие-то рамки.

   – Послушай! – воздел я руки к потолку. – Ну почему ты думаешь, что мы будем снимать какие-то непристойности?

   – А что? – ожил Демин. – Почему бы и нет? Представьте…

   – И не вздумай сказать этого вслух! – проявила бдительность Светлана.