– Это в самом деле вы?

– Неле?

– Аннелиза Эмилия ван дер Хевен, – пискнула девица. – Урожденная леди. Какой толк теперь от этого «ван дер»? Не… не называйте меня Неле! Это королева придумала. И это имя принесло несчастье. – Она всхлипнула. – Меня дома Анелькой звали.

– Что произошло? – Аранта встряхнула девушку за тощенькое плечико. – Почему ты здесь и в таком виде?

– Погоди‑ка, миледи.

Кеннет выудил из кармана красивую флягу. Аранта ее у него не помнила и в очередной раз поглядела на него с уважением. Она‑то билась только за башмаки и тряпки, а вот ее «секретарь и страж» времени даром не терял.

– На, отвинти сама крышку и глотни.

«Существо» припало губами к фляге, послушно глотнуло полным ртом и немедленно зашлось в кашле, брызгаясь слюной и слезами.

– Да, – сказал Кеннет, оправдываясь. – Это бренди. Оно нужно всегда.

– Хорошо, что хоть здесь, – угрюмо и запоздало огрызнулась Аннелиза Эмилия ван дер Хевен, урожденная леди. – И хорошо, что хоть в таком виде. Сами‑то!

– А это у миледи защитная окраска, – вмешался Кеннет, явно забавляясь. – Слыхала про такую?

– Ага. Это когда красятся в красное, да? В общем, когда королеву отпустили на все четыре стороны, и король умыл руки и снял с себя всякую ответственность, стражу от Белого Дворца убрали. Какой‑то священник привел ко дворцу толпу. Зорить гнездо греха, как он сказал.

– Нас там довольно много гнездилось, знаете ли… Ну и никто… в смысле, совсем никто не ушел. Погромщики швыряли из окон вещи, картины, и жгли их тут же, в саду, а священник их все подгонял и подзадоривал, и грозился карами небесными…

– Кеннет, – Аранта сжала кулаки, – наши планы меняются. Мы идем поджигать дом епископу Саватеру.

– Как скажешь, миледи.

– Погодите! – Анелька вцепилась в ее платье, словно Красная Ведьма и в самом деле сейчас, не дослушав, собиралась идти громить епископа. Совершенно механически Аранта погладила ее по стриженой голове. Эффект случился неожиданный: девушка разрыдалась.

Восстановить дальнейшую историю не составило труда. Перед мысленным взором Аранты развернулась подробная картина всего того, что не случилось, когда она одна, стоя лицом к толпе, удерживала Белый Дворец. Анелька добавляла лишь леденящие воображение частности.

– Один художник из наших все кричал, что не отдаст на костер свое полотно, что он в него всю жизнь вложил и всю Душу… А его стукнули по голове и сбросили в кучу, к вещам… и подожгли вместе. А этот… в белом, все вещал, что нужно‑де очистить мир и привести его к покаянию, и тогда настанет царство божьей любви.

– Кеннет, – спросила Аранта, – а у вас в степях тоже исповедуют учение Каменщика?

– У нас там все не так строго, – смущенно ответил молодой офицер. – Ну, сказано – из глины нас вылепили, пусть будет из глины. Душу‑то в мертвую глину вложили из вольного ветра. За неосторожное слово людей не жгут. Мало ли, какой сор ветер носит. Вот если слух пройдет, что ты скотину портишь, тогда и впрямь туго придется.

– Я умею лошадей лечить, – призналась Аранта.