В одной руке граф держал фонарь, другую подал мне.
— Ниша где-то здесь, — сказал он.
Из темноты на нас дохнуло гнилью и плесенью. Моя нога коснулась железного кольца с ржавой цепью. Ужасно! Тем не менее я не боялась. Вдруг у моего спутника вырвался возглас:
— Смотри!
Приглядевшись, я увидела геральдические лилии. Их было двенадцать, и они располагались на равном расстоянии друг от друга на стене ниши, примерно в шести дюймах от пола.
Отдав мне фонарь, граф наклонился и попытался сдвинуть первый цветок. Тот не поддавался: был прочно вделан в стену. Тогда граф начал проверять одну за другой все лилии. На шестой он остановился.
— Ага! — произнес он. — Кажется, эту я расшатал.
Потом вдруг радостно вскрикнул. Подняв фонарь повыше, я увидела, что лилия отделилась от стены. За цветком оказалась замочная скважина. Ключ легко вошел в нее и повернулся в замке.
— Ты не видишь здесь двери? — спросил граф.
— Раз есть замок, должна быть и дверь, — ответила я и постучала по камню. — Здесь пустота!
Граф надавил плечом на стену. Раздался скрежет и, к нашему восторгу, часть кладки сдвинулась.
— Дверца, — прошептала я.
Поддавшись нашим усилиям, небольшая дверь внезапно распахнулась, и у графа вырвался ликующий возглас. Я встала рядом с ним, и покачивавшийся у меня в руках фонарь осветил нечто вроде шкафчика в стене — небольшое углубление примерно два на два фута. Внутри него лежала шкатулка — должно быть, серебряная.
Граф вынул шкатулку из тайника и взглянул на меня.
— Похоже, мы нашли изумруды.
— Открой же ее! — сгорая от нетерпения, воскликнула я.
Как и дверь, шкатулка вначале не поддавалась, но наконец крышка откинулась. Нашим взорам открылись кольца, браслеты, ожерелье, пояс и диадема — драгоценности с отреставрированного мною портрета.
Мы стояли над шкатулкой, и вдруг я поняла, что все это время граф смотрел на меня, а не на камни.
— Вот мое настоящее сокровище, — медленно произнес он, и я знала, что он имеет в виду не изумруды.
Это было счастливейшее мгновение. Дальнейшее было похоже на падение в пучину отчаяния с заоблачных вершин счастья.
Железная дверь подземелья скрипнула, во мраке послышался шорох, и мы насторожились. Кому понадобилось следить за нами? Граф привлек меня к себе и крепко обнял одной рукой.
— Кто здесь? — крикнул он.
Из темноты выступила какая-то фигура.
— Значит, вы их нашли! — Это был голос Филиппа.
Взглянув ему в лицо, я ужаснулась. Озаренный неровным светом фонаря, он показался мне каким-то другим, незнакомым человеком. Да, у него были черты Филиппа, но куда подевалась его вялость и утонченная женственность? Перед нами стоял отчаявшийся человек. Было видно, что он на что-то решился.
— Ты тоже их искал? — спросил граф.
— Вам повезло больше. Значит, это вы, мадемуазель Лосон… Я так и думал, что вы их найдете.
Граф сжал мое плечо.
— Ступай наверх, а я… — начал он заботливо, но Филипп перебил:
— Стойте на месте, мадемуазель Лосон.
— Ты сошел с ума? — холодно спросил граф.
— Нет. Отсюда не уйдет ни один из вас.
Граф, все еще прижимая меня к себе, шагнул вперед, но Филипп вскинул руку, и он тут же остановился. Филипп держал ружье.
— Не будь дураком, Филипп, — сказал граф.
— На этот раз тебе не уйти, кузен, как тогда в роще.
— Отдай ружье.
— Нет, оно мне пригодится. |