— Это не назовешь счастливой семейной жизнью.

— Она принимала все, как есть.

— И… умерла.

— Она не убивала себя! — закрыв лицо руками, прошептала Нуну. — Нет, не убивала.

— Но именно таким было заключение суда присяжных?

Она посмотрела на меня строго, почти свирепо.

— К какому же другому заключению они могли прийти?.. Признать факт убийства?

— Мне сказали, она умерла от слишком большой дозы опиума. Где она его взяла?

— У нее часто болели зубы. У меня в шкафчике была настойка опиума. Я ей давала. Он успокаивает зубную боль, позволяет забыться сном.

— Может быть, она по ошибке передозировала это лекарство?

— Она не собиралась кончать жизнь самоубийством. Я уверена. Но присяжные пришли именно к такому выводу. Им больше ничего не оставалось… разве нет?.. Из-за Его Светлости…

— Нуну, — воскликнула я, — не хотите ли вы сказать, что граф убил свою жену?

Она с испугом посмотрела на меня.

— Я этого не говорила, мадемуазель. Не приписывайте мне чужих домыслов.

— Но если она себя не убивала… значит, кто-то ее убил?

Она повернулась к столу и налила две чашечки кофе.

— Выпейте, мадемуазель. Это взбодрит вас. Вы слишком устали… И чересчур взволнованы.

Я могла бы возразить — сказать, что, несмотря на перенесенное потрясение, я гораздо спокойнее ее, — но мне хотелось услышать подробности той трагедии, а кто же, как не Нуну, могла сообщить мне их?

Она подала мне чашку, придвинула к диванчику стул и села на него.

— Мадемуазель, я хочу, чтобы вы поняли, какую жестокую шутку сыграла судьба с моей маленькой Женевьевой. Думаю, вы простите ее… и поможете ей.

— Помогу ей? Я?

— Это в ваших силах. Если вы простите ее и ничего не скажете ее отцу…

— Я заметила, она боится его.

Нуну кивнула.

— Она сказала, что за ужином он обратил на вас внимание. Та хорошенькая гувернантка тоже интересовала его… хотя и по-другому. Поймите, это некоторым образом напоминает ей о смерти матери. Ведь она знала, что у него есть другая женщина.

— Она ненавидит отца?

— У них странные отношения, мадемуазель. Он такой равнодушный! Временами кажется, исчезни она, он и не заметит. А иногда ему вроде как доставляет удовольствие дразнить ее. Будто он не любит ее, разочарован в ней. Если бы он проявил к ней хоть немного любви… — Она пожала плечами. — Он очень суровый человек, мадемуазель, а с тех пор, как о нем начали злословить, стал еще жестче.

— Может быть, он не знает, что о нем говорят. Кто осмелится пересказывать все эти сплетни?

— Никто, но он догадывается. После смерти жены он изменился. Поведение у него не монашеское, но женщин он, видимо, презирает. Иногда я думаю, что он очень несчастный человек.

Обсуждать хозяина дома со слугами — наверное, дурной тон, но я умирала от любопытства и при всем своем желании не могла остановиться. Еще одна новая черта, которую я обнаружила в себе. Я уже не хотела следовать правилам этикета.

— Странно, почему он снова не женился? — спросила я. — Мужчина в его положении должен хотеть сына.

— Вряд ли он женится. Иначе, зачем он послал за господином Филиппом?

— Он сам послал за ним?

— Да, недавно.