— В противном случае я был бы очень огорчен.
Я просияла. Победа!
Но мой триумф был неполным. Граф стоял передо мной и улыбался, будто напоминая мне, как безошибочно он угадывал мои сомнения и страхи — все, что я хотела скрыть.
Мы оба не заметили, как в галерею вошла Женевьева. Возможно, она уже несколько секунд наблюдала за нами.
Граф первым увидел ее.
— Что тебе надо, Женевьева? — спросил он.
— Я… Я пришла посмотреть, как идет реставрация.
— Что ж, подойди и посмотри.
Она приблизилась с тем угрюмым видом, какой у нее часто бывал на людях.
— Вот! — сказал граф. — Ну, не чудо ли?
Она промолчала.
— Мадемуазель Лосон ожидает похвал. Ты же помнишь, какой картина была раньше?
— Не помню.
— Ба! Да у тебя совсем нет художественного вкуса! Ты должна воспользоваться приездом мадемуазель Лосон — пусть она научит тебя разбираться в живописи.
— Значит… она остается?
Его голос вдруг изменился.
— И надеюсь, надолго, — сказал он почти ласково. — Ты же знаешь, наш замок нуждается в таких замечательных реставраторах, как она.
Женевьева быстро посмотрела на меня. Ее глаза были похожи на черные холодные камни. Она повернулась к картине и сказала:
— Раз она такая умная, пусть найдет изумруды.
— Вот видите, мадемуазель Лосон, именно об этом я и говорил.
— Они в самом деле выглядят великолепно, — ответила я.
— Без сомнения, это благодаря смелости… э-э-э… цветовых сочетаний?
Его насмешки были мне также безразличны, как и затаенные обиды его дочери. Меня интересовали только эти прекрасные картины, а окутывавший их туман забвения делал мои планы еще заманчивее.
Он опять отгадал, о чем я думаю.
— Ну, я покидаю вас, мадемуазель Лосон. Полагаю, вам не терпится побыть наедине… с картинами.
Он знаком приказал Женевьеве следовать за ним. Они ушли, а я осталась стоять в галерее, переводя взгляд с одной картины на другую.
В моей жизни редко выпадали такие волшебные минуты.
Теперь, окончательно утвердившись в замке, я решила воспользоваться предложением графа и наведаться в конюшню. Получив в свое распоряжение лошадь, я смогла бы лучше узнать окрестности. Я уже изучила городок, пила кофе в булочной, поболтала с ее радушной, но излишне любопытной хозяйкой. О графе она говорила с почтением, хотя и не совсем охотно, о Филиппе — с легким пренебрежением, о Женевьеве — с жалостью. Ах! Мадемуазель, значит, чистит картины! Да, да, это очень интересно, очень, и она надеется, что мадемуазель зайдет еще и попробует кусочек нашего фирменного пирога, который очень любят в Гайаре. Была я и на рынке, где на меня бросали любопытные взгляды, и на старом постоялом дворе, и в церкви.
Понятное дело, теперь меня привлекали дальние прогулки, тем более, что конюшня всегда была к моим услугам. Мне подобрали коня по кличке Боном, и мы с самого начала понравились друг другу.
Я была приятно удивлена, когда Женевьева как-то утром спросила, нельзя ли ей поехать со мной. Она была в миролюбивом настроении, и по дороге я поинтересовалась, зачем она закрыла меня в каменном мешке.
— Вы же сами сказали, что не боитесь. Я и не думала, что вы примете это так близко к сердцу.
— Очень глупо. А если бы Нуну меня не нашла?
— Через некоторое время я бы вас освободила.
— Через некоторое время! А ты знаешь, что я могла бы там умереть?
— Умереть?! — воскликнула она в ужасе. — Никто не умирает оттого, что его заперли в темной комнате. |