Изменить размер шрифта - +
Что для него значит эта земля? Он здесь едва появляется. Предпочитает свой парижский особняк. А нас он не замечает. Мы не достойны его светлейшего внимания. Но он никогда не выживет меня из моего собственного дома. Я работаю на него, потому что это мой долг, но стараюсь не видеть его и не думать о нем. Вы будете чувствовать то же самое, если уже не чувствуете.

Вдруг он запел. У него был приятный тенор, голос дрожал от волнения. Песня была старая — из тех, что французские крестьяне некогда сочиняли о своих господах.

Замолчав, он выжидательно посмотрел на меня.

— Мне нравится, — сказала я.

— Я рад, мне тоже.

Он посмотрел на меня так пристально, что я не выдержала и пришпорила лошадь. Боном пустился галопом. Жан-Пьер поскакал за мной, и вскоре мы вернулись в Гайар.

Когда мы проезжали по виноградникам, я увидела графа. Он ехал со стороны дома Бастидов. Заметив нас, он поприветствовал меня кивком головы.

— Вы хотели меня видеть, Ваша Светлость? — спросил Жан-Пьер.

— В следующий раз, — ответил граф и ускакал.

— Вы должны были быть на месте? — спросила я.

— Нет. Он знал, что я в Сен-Вальене. Я ездил по его поручению.

Я не знала, что и подумать, но когда мы проезжали мимо хозяйственного двора, из конторы вышла Габриелла. Ее щеки горели румянцем, и она выглядела очень хорошенькой.

— Габриелла! — позвал Жан-Пьер. — У нас мадемуазель Лосон.

Она улыбнулась, но, как мне показалось, с каким-то отсутствующим видом.

— Заезжал граф, я видел, — уже другим тоном сказал Жан-Пьер. — Что ему надо?

— Он проверил несколько цифр… и все. Он зайдет в другой раз, чтобы поговорить с тобой.

Жан-Пьер нахмурился.

Госпожа Бастид приняла меня, как всегда, радушно, но, за время пребывания у них, я не могла не заметить, как рассеянна Габриелла и как подавлен Жан-Пьер.

 

На следующее утро в галерею заглянул граф.

— Как продвигается работа? — спросил он.

— Полагаю, удовлетворительно.

Усмехнувшись, он посмотрел на картину, над которой я работала. Указав на хрупкий обесцвеченный верхний слой, я сказала, что картина покоробилась из-за лака.

— Наверное, вы правы, сказал он равнодушно. — Я очень рад, что вы не все время проводите за работой.

Я подумала, что он намекает на мою вчерашнюю верховую прогулку, и запальчиво возразила:

— Отец всегда говорил, что работать после обеда неблагоразумно. Реставрация требует полной сосредоточенности, а проработав все утро, теряешь живость восприятия.

— Вчера вы выглядели на удивление живо.

— Живо? — переспросила я в замешательстве.

— По крайней мере, по вашему виду нельзя было сказать, что вы скучаете. Видимо, за пределами замка достопримечательностей не меньше, чем внутри.

— Вы имеете в виду верховую езду? Но вы сказали, что я могу пользоваться конюшней по возможности.

— Счастлив, что вы изыскали такую возможность. И друзей, с которыми можно разделить удовольствие.

Я застыла. Конечно, ему была не по душе моя дружба с Жан-Пьером.

— Очень любезно с вашей стороны интересоваться тем, как я провожу свободное время.

— Знаете, я стал очень интересоваться… картинами.

Мы как раз обходили галерею, разглядывая полотна, но я подозревала, что он это делает без особого внимания, и поэтому решила, что его замечание относится к моим прогулкам: он противится им не из-за Жан-Пьера, а из-за того, что я могла бы больше времени посвятить работе. Эта мысль привела меня в бешенство.

Быстрый переход