В это время раздался стук в дверь, и вошла Женевьева.
— Вы куда-то собираетесь на ужин? — спросила она.
— Нет, я ужинаю с вами.
— И вы довольны? Это папа вас пригласил?
— Получить приглашение к семейному столу всегда приятно, особенно, если это случается довольно редко.
Она задумчиво провела рукой по платью и сказала:
— Я люблю бархат.
— Я иду в галерею. Ты хотела мне что-нибудь сказать?
— Нет, я зашла просто так.
— Ты можешь пойти со мной.
— Нет, я не хочу.
Я отправилась в галерею одна и пробыла там до тех пор, пока не настало время переодеваться к ужину. Мне принесли горячую воду. Принимая ванну, я чувствовала себя безумно счастливой. Но вот, собираясь надеть платье, я приблизилась к кровати — и в ужасе замерла, не веря собственным глазам. Несколько часов назад, когда я выложила платье из шкафа — чистое, отутюженное, — его оставалось только надеть, а теперь юбка свисала неровной бахромой: кто-то разрезал ее от пояса до подола. Лиф тоже искромсали. Я взяла платье в руки и тупо уставилась на него.
— Невероятно, — сказала я вслух. Подошла к звонку и дернула за шнурок колокольчика.
В комнату вбежала Жозетта.
— В чем дело, мадемуазель…
Я протянула ей платье. Она зажала рот руками, чтобы не закричать.
— Что это значит? — спросила я.
— Это… нарочно испортили платье. Но зачем?
— Вот и я не понимаю, — вырвалось у меня.
— Это не я, мадемуазель. Клянусь, не я! Я только принесла горячей воды, а это сделал кто-то другой.
— Я ни минуты не подозревала вас, Жозетта. Но я выясню, кто это сделал.
Она выскочила за дверь, почти истерически выкрикнув:
— Это не я! Это не я! Я не виновата!
А я осталась в комнате, все еще держа в руках испорченное платье. Подошла к платяному шкафу и вытащила другое — серое, с лиловой нашивкой. Не успела я его застегнуть, как появилась Жозетта, взволнованно размахивающая ножницами.
— Я знаю, кто это сделал, — объявила она. — Я нашла их в классной комнате… она их только что отнесла туда. Смотрите, мадемуазель, на них остались кусочки ткани. Вот ворсинки. Бархатные!
Я так и думала. Эта мысль пришла мне в голову почти сразу после того, как я обнаружила испорченное платье. Женевьева. Но почему она это сделала? Неужели она меня так ненавидит?
Я направилась к Женевьеве. Она сидела на кровати, равнодушно глядя под ноги, а Нуну с причитаниями металась по комнате.
— Зачем ты это сделала? — спросила я.
— Мне так захотелось.
Нуну застыла как вкопанная.
— Ты ведешь себя, как ребенок. Ты хоть понимаешь, что делаешь?
— Понимаю. Я знала, что это доставит мне удовольствие, поэтому, когда вы пошли в галерею, я побежала за ножницами.
— Но теперь-то ты жалеешь о случившемся?
— Нет.
— А я жалею. У меня не так много платьев.
— Наденьте с разрезами, вам пойдет. Уверена, кое-кому это понравится.
На ее лице появилась жалкая улыбка, и я поняла, что она готова заплакать.
— Перестань, — приказала я. — Нельзя так себя вести.
— Зато можно искромсать платье. Слышали бы вы, как скрипели ножницы. Чудесно!
Она вдруг засмеялась, и Нуну встряхнула ее за плечи.
Я вышла. Когда она в таком состоянии, ей все равно ничего не докажешь.
Ужин, который я ждала с большим нетерпением, прошел невесело. |