К библиотеке я подошла спокойным размеренным шагом. У двери поправила прическу и подумала, что волосы, наверное, растрепались, как это часто бывало во время работы. Так даже лучше. Я не хотела, чтобы он решил, что я готовилась к этому разговору.

Я постучала в дверь.

— Входите, пожалуйста!

Его голос прозвучал мягко и приветливо, но я не поверила ему.

— А, мадемуазель Лосон!

Он широко улыбнулся. Что значит эта улыбка?

— Садитесь.

Он подвел меня к стулу, стоявшему напротив окна — так что свет падал мне на лицо, — а сам сел в тени. Мы оказались в неравном положении.

— В последний раз вы поступили очень любезно, проявив интерес к воспитанию моей дочери.

— Я за нее очень беспокоюсь.

— Как мило! Тем более что сюда вы приехали реставрировать картины. Как у вас только на все хватает времени?

Вот оно! Работа продвигается недостаточно быстро, его это не удовлетворяет. Сегодня после обеда меня выставят из замка, как вчера — бедняжку Дюбуа.

Мной овладело отчаяние. Мне этого не вынести, я буду несчастна, как никогда в жизни. Я никогда не забуду этот замок, воспоминания будут терзать меня всю жизнь. Я так хотела узнать правду о замке… о графе… Неужели он и впрямь такое чудовище, каким его считают люди? Всегда ли он был таким, как теперь? А если нет, что его таким сделало?

Граф молча глядел на меня. Догадывался ли он о моих мыслях?

— Не знаю, что вы скажете на мое предложение, мадемуазель Лосон, но в одном я уверен: вы будете совершенно искренни.

— Я постараюсь.

— Мадемуазель Лосон, вам не надо стараться. Вы — сама естественность. Это прекрасная черта характера, я бы даже сказал, что ценю ее в людях больше всех остальных достоинств.

— Спасибо. Я слушаю ваше… предложение.

— Видите ли, я и впрямь запустил образование дочери. Гувернантки — это целая проблема. Сколько из них поступают на работу по призванию? Единицы! Большинство из них растили для праздности, и лишь оказавшись в положении, когда надо что-то делать, они пошли в гувернантки. Вот реставраторы — другое дело. В вашей профессии необходимо иметь способности. Вы — художник…

— О нет… Я не претендую…

— …несостоявшийся, разумеется, — закончил он свою мысль, и я почувствовала насмешку.

— Возможно, — холодно сказала я.

— Вы так непохожи на этих бывших леди, которые учат наших детей! Я решил послать дочь в школу. Со своей стороны вы любезно взяли на себя труд судить о ее воспитании. Пожалуйста, скажите прямо, что вы думаете о моей идее?

— Я думаю, это прекрасная мысль, но все зависит от школы.

Он обвел вокруг себя рукой.

— Замок — не место для впечатлительного ребенка. Вы согласны? Это — для любителей древности, для тех, чья жизнь — в архитектуре, живописи… для тех, кто дорожит традициями — они, в общем, тоже памятники старины.

Он прочитал мои мысли! Угадал, что я вижу в нем властелина из прошлых времен, наследника священного права знати. Об этом он мне и говорит.

— Полагаю, вы правы, — откликнулась я.

— Разумеется, прав. Я уже выбрал для Женевьевы одну английскую школу.

— Вот как?

— А что здесь удивительного? Вы наверняка считаете, что в Англии самые лучшие школы.

Опять насмешка, но я ответила вполне искренне:

— Вполне возможно.