Голубоглазая учительница в двух словах рассказала ему обо мне. Заведующий отделом приятно улыбнулся.

– Отлично, дочь моя, отлично. Проходи, присаживайся!

Трудно было поверить, что этот кроткий, как ягненок, человек только что выплеснул на улицу кофе и вытолкнул за дверь старую служанку, тряся ее за плечи, словно тутовое дерево.

– А ну‑ка, открой свое лицо, дочь моя, – сказал он. – О‑о, да ведь ты совсем еще ребенок!.. Сколько тебе лет?

– Скоро двадцать.

– Странно… Ну да что там… Однако ехать в провинцию тебе нельзя. Это слишком опасно.

– Почему, эфендим?

– Ты еще спрашиваешь, дочь моя? Причина ясна.

Мюдюр‑эфенди[10] улыбался, указывая рукой на мое лицо, делая знаки Наимэ‑ханым, но я так и не поняла, почему для него причина ясна. Наконец он подмигнул голубоглазой учительнице:

– Я не могу говорить лишнего. Ты, как женщина, гораздо лучше объяснишь ей, Наимэ‑ханым! – Затем он тряхнул бородкой и добавил как бы про себя: – Ах, если бы ты знала, какие злые, какие нехорошие люди живут там!

– Эфендим, я не знаю, кто эти нехорошие люди, – с наивным удивлением сказала я, – но вы должны помочь мне найти такое место, где их нет.

Мюдюр‑эфенди хлопнул себя рукой по коленке и засмеялся еще громче.

– Вот это чудесно!

Любить или не любить людей я начинаю с первого же взгляда. Не помню случая, чтобы мое первое впечатление потом менялось. Этот человек мне почему‑то понравился сразу. К тому же у него была волшебная борода: повернется направо – перед вами молодой человек, повернется налево – молодой человек исчезает, и вы видите веселого белобородого старца.

– Вы окончили учительский институт в этом году, дочь моя? – спросил он.

– Нет, бей‑эфенди, я не училась в учительском институте. У меня диплом

школы «Dames de Sion» [11].

– Что это за школа?

Я все подробно рассказала и протянула заведующему свой диплом. Очевидно, он не знал французского языка, но виду не подал и принялся внимательно разглядывать документ со всех сторон.

– Чудесно, превосходно!

Наимэ‑ходжаным попросила:

– Милый мой бей‑эфенди, вы любите делать добро, не откажите и этой девочке.

Сдвинув брови к переносице и теребя бороду, мюдюр‑эфенди задумался.

– Отлично, превосходно! – сказал он наконец. – Но здесь чиновники, наверно, не знают диплома этой школы…

Потом он вдруг хлопнул ладонью по столу, словно ему в голову пришла какая‑то идея:

– Дочь моя, а почему тебе не попросить места преподавательницы французского языка в одной из стамбульских средних школ? Слушай, я тебя научу, как это сделать. Пойди прямо в стамбульский департамент просвещения…

– Это невозможно, эфендим, – перебила я заведующего. – Мне нельзя оставаться в Стамбуле. Я должна непременно уехать в провинцию.

– Ну и придумала ты!.. – изумился мюдюр‑эфенди. – Впервые вижу учительницу, готовую добровольно ехать в Анатолию. Знала бы ты, с каким трудом нам удается уговорить наших учителей выехать из Стамбула! А ты что скажешь, Наимэ‑ходжаным?

Мюдюр‑эфенди отнесся к моей просьбе недоверчиво. Он принялся меня допрашивать, задавать вопросы о моей семье. Я уже отчаялась уговорить его.

Наконец, не поднимаясь со стула, заведующий крикнул:

– Шахаб‑эфенди!..

В дверях канцелярии показался молодой человек с болезненным лицом, худой и низкорослый.

– Послушай, Шахаб‑эфенди… Отведи эту девушку к себе в канцелярию.