|
., постольку, поскольку покушается на чье-либо сердце кинжал, но ведь кинжал держит чья-то рука, которая его и направляет. — Так это и есть причина моей болезни? Значит, как только чары будут уничтожены, мой недуг пройдет? Но каким образом этого достичь? – спрашивал Карл. – Вы-то, конечно, это знаете, моя добрая матушка, – ведь вы занимаетесь этим всю жизнь, а я в отличие от вас полный невежда и в кабалистике, и в магии. — Смерть злоумышленника разрушает чары. В тот день, когда чары будут разрушены, пройдет и болезнь. Все это очень просто, – отвечала Екатерина. — Вот как? – удивленно спросил Карл. — Неужели вы этого не знаете? — Разумеется, нет! Я не колдун, – сказал король. — Но теперь-то вы убедились в этом, ваше величество? – спросила Екатерина. — Конечно. — Эта убежденность победит вашу тревогу? — Победит окончательно. — Вы это говорите из любезности? — Нет, матушка, от души. Лицо Екатерины разгладилось. — Слава Богу! – воскликнула она; можно было подумать, что она верит в Бога. — Да, слава Богу! – насмешливо повторил Карл. – Теперь я знаю, кто виновник моего недуга и, следовательно, кого надо наказать. — И мы накажем… — Господина де Ла Моля: ведь вы сказали, что виновник – он? — Я сказала, что он был орудием. — Хорошо, сначала Ла Моля – это самое главное, – ответил Карл. – Приступы, которым я подвержен, могут вызвать в нашем окружении опасные подозрения. Чтобы открыть истину, необходимо срочно все осветить. — Итак, господин де Ла Моль?.. — ..прекрасно подходит мне как виновник, я согласен. Начнем с него, а если у него есть сообщник, он его выдаст. — Да, – прошептала Екатерина, – а если он не выдаст, то его заставят это сделать. У нас есть для этого средства, которые действуют безотказно. Затем она встала и громко спросила Карла: — Итак, государь, вы позволяете начать следствие? — Чем раньше, тем лучше, матушка, – ответил Карл, – такова моя воля. Екатерина пожала руку сыну, не поняв, почему нервно вздрогнула его рука, пожимавшая ей руку, и вышла, не услышав язвительного смеха короля, а за ним глухого, страшного проклятия. ! Король спросил себя: не опасно ли предоставлять свободу действий этой женщине, которая в несколько часов может натворить таких дел, которых уже не поправишь? Но в ту минуту, когда он смотрел на портьеру, опускавшуюся за Екатериной, он услыхал подле себя легкий шорох и, обернувшись, увидел Маргариту – она приподняла стенной ковер, закрывавший коридор, который вел в комнату кормилицы. Бледность Маргариты, ее блуждающий взгляд, ее тяжело дышавшая грудь выдавали страшное волнение. — Государь, государь! – воскликнула Маргарита, бросаясь к постели брата. – Вы же знаете, что она лжет! — Кто «она»? – спросил Карл. — Слушайте, Карл! Это, разумеется, ужасно – обвинять родную мать! Но я подумала, что она осталась у вас затем, чтобы погубить их окончательно. Клянусь вам жизнью, моей и вашей, клянусь душой нас обоих, что она лжет! — Погубить?! Кого она хочет погубить?.. Оба инстинктивно говорили шепотом; можно было подумать, что они боятся услыхать самих себя. — Прежде всего Анрио, вашего Анрио, который вас любит и который предан вам, как никто в мире. |
