|
Как счастлив будет этот молодец, когда я его убью!.. Но что с тобой? — Так.., ничего… У меня мелькнула одна мысль. — Видно, не больно веселая, если ты так страшно побледнел? — Я спрашиваю себя, зачем нас поведут в часовню. — Как зачем? Для причастия, – ответил Коконнас. – Думаю, что так. — Но ведь в Часовню уводят только приговоренных к смертной казни или после пытки, – возразил Ла Моль. — Ого! Это заслуживает внимания, – слегка побледнев, ответил Коконнас. – Спросим доброго человека, которого мне придется потрошить. Эй! Ключарь! Друг мой! — Вы звали меня, сударь? – спросил тюремщик, карауливший на верхних ступенях лестницы. — Да, звал. Поди сюда. — Вот он я. — Условленно, что мы бежим из часовни, так ведь? — Те! – с ужасом оглядываясь вокруг, произнес ключарь. — Не беспокойся, никто нас не слышит. — Да, сударь, вы бежите из часовни. — Значит, нас поведут в часовню? — Конечно, таков обычай. — Так это обычай? — Да, по обычаю после вынесения смертного приговора осужденным разрешается провести в часовне ночь накануне казни. Коконнас и Ла Моль вздрогнули и переглянулись. — Вы, стало быть, полагаете, что нас приговорят к смертной казни? – спросил Ла Моль. — Непременно… Да и вы сами так думаете. — Как – мы сами? — Конечно… Если бы вы думали иначе, вы не стали бы подготавливать побег. — А знаешь, он совершенно прав, – обратился Коконнас к Ла Молю. — Да.., по крайней мере теперь я знаю, что мы, как видно, играем в опасную игру, – ответил Ла Моль. — А я-то! – сказал тюремщик. – Вы думаете, я не рискую? А вдруг от волнения этот господин ударит не в тот бок… — Э, черт побери! Хотел бы я быть на твоем месте, – медленно произнес Коконнас, – и не иметь дела ни с какой другой рукой, кроме этой, и только с тем железом, которым тебя коснусь я. — Смертный приговор! – тихо сказал Ла Моль. – Нет, этого не может быть! — Не может быть? Почему же? – простодушно спросил тюремщик. — Тс-с! – произнес Коконнас. – Мне показалось, что внизу отворили дверь. — Верно, – подхватил тюремщик. – По камерам, господа, по камерам! — А когда, по-вашему, нам вынесут приговор? – спросил Ла Моль. — Самое позднее завтра. Но вы не беспокойтесь: тех, кого надо предупредить, непременно предупредят. — Тогда обнимем друг друга и простимся с этими стенами. Друзья горячо обнялись и вернулись в свои камеры: Ла Моль – вздыхая, Коконнас – напевая. До семи часов вечера ничего нового не произошло. На Венсеннский донжон спустилась темная, дождливая ночь – ночь, созданная для побега Коконнасу принесли ужин, и он поужинал с обычным своим аппетитом, предвкушая удовольствие вымокнуть под дождем, хлеставшим по стенам замка, и уже готовился заснуть под глухой, однообразный шум ветра, как вдруг ему почудилось, что ветер, к которому он не раз прислушивался с тоскливым чувством, которого он ни разу не ощущал до тюрьмы, как-то странно стал поддувать под двери, да и печь тоже гудела с большей яростью, чем обычно. |
