|
Это странное явление повторялось всякий раз, как открывали камеры на верхнем этаже, в особенности камеру напротив. По этому шуму Аннибал всегда догадывался, что тюремщик сейчас придет: этот шум говорил о том, что тюремщик выходит от Ла Моля. На сей раз, однако, пьемонтец тщетно вытягивал шею и напрягал слух. Время шло, никто к нему не приходил. «Странно, – рассуждал Коконнас, – у Ла Моля отворили дверь, а у меня нет. Быть может, Ла Моля вызвали на допрос? Или он заболел? Что это значит?». Для узника все – подозрение и тревога, и все – радость и надежда. Прошло полчаса, час, полтора. Коконнас с досады начал засыпать, как вдруг услыхал скрежет ключа в замочной скважине и вскочил с постели. «Ого! Неужели пришел час освобождения и нас отведут в часовню без приговора? – подумал он. – Черт побери! Какое наслаждение бежать в такую ночь, когда ни зги не видно: лишь бы лошади не ослепли!». С веселым лицом он собрался расспросить обо всем тюремщика, но увидел, что тот приложил палец к губам, весьма красноречиво делая знаки глазами. И в самом деле, за его спиной слышался шорох и виднелись тени. Внезапно он разглядел в темноте две каски, на которые коптившая свеча бросила золотистые точки. — Ого! Зачем здесь эта зловещая свита? – шепотом спросил он. – Куда мы идем? Тюремщик ответил только вздохом, очень похожим на стон. — Черт побери! Вот проклятая жизнь! – пробормотал Коконнас. – Вечно какие-то крайности, нет под ногами твердой земли: то барахтаешься в воде на глубине в сто футов, то летаешь над облаками – середины нету! Слушайте, куда мы идем? — Следуйте за алебардщиками, сударь, – произнес картавый голос, показавший Коконнасу, что замеченных им солдат сопровождал судебный пристав. — А господин де Ла Моль? – спросил Коконнас. – Где он? Что с ним? — Следуйте за алебардщиками, – тем же тоном повторил тот же картавый голос. Пришлось повиноваться. Коконнас вышел из своей камеры и увидел человека в черном – обладателя столь неприятного голоса. Это был пристав, маленький горбун, который, несомненно, пошел по судейской части затем, чтобы скрыть под длинным черным одеянием другой свой недостаток: он был кривоног. Коконнас начал медленно спускаться по винтовой лестнице. На втором этаже конвой остановился. — Спуститься-то спустились, но не настолько, насколько нужно, – прошептал Коконнас. Дверь открылась. У Коконнаса было зрение рыси и чутье ищейки; он сразу почуял судей и разглядел в темноте силуэт человека с голыми руками, при виде которого пот выступил у него на лбу. Однако он принял веселый вид, слегка склонил голову налево, как предписывали правила той эпохи и, подбоченясь, вошел в зал. Кто-то отдернул занавес, и Коконнас в самом деле увидел судей и секретарей суда. В нескольких шагах от судей и этих секретарей сидел на скамейке Ла Моль. Коконнаса подвели к судьям. В ожидании вопросов он встал против них и кивком головы с улыбкой приветствовал Ла Моля. — Как ваше имя, сударь? – спросил председатель суда. — Марк-Аннкбал де Коконнас, – изысканно вежливо отвечал он, – граф де Монпантье. Шено и прочая, и прочая; но я полагаю, что наши титулы вам известны. — Где вы родились? — В Сен-Коломбане, близ Сузы. — Сколько вам лет? — Двадцать семь лет и три месяца. |
